Page 186 - Доктор Живаго

полу и садился на пол, расхаживал и останавливался посреди сарая столп русского
анархизма Вдовиченко-Черное знамя, толстяк и великан с крупной головой, крупным ртом и
львиною гривой, из офицеров чуть ли не последней Русско-Турецкой войны и, во всяком
случае, — Русско-Японской, вечно поглощенный своими бреднями мечтатель.
По причине беспредельного добродушия и исполинского роста, который мешал ему
замечать явления неравного и меньшего размера, он без достаточного внимания относился к
происходившему и, понимая всё превратно, принимал противные мнения за свои
собственные и со всеми соглашался.
Рядом с его местом на полу сидел его знакомый, лесной охотник и зверолов Свирид.
Хотя Свирид не крестьянствовал, его земляная, черносошная сущность проглядывала сквозь
разрез темной суконной рубахи, которую он сгребал в комок вместе с крестиком у ворота и
скреб и возил ею по телу, почесывая грудь. Это был мужик полубурят, душевный и
неграмотный, с волосами узкими косицами, редкими усами и еще более редкой бородой в
несколько волосков. Монгольский склад старил его лицо, всё время морщившееся
сочувственной улыбкой.
Докладчик, объезжавший Сибирь с Военною инструкцией Центрального комитета,
витал мыслями в ширях пространств, которые ему еще предстояло охватить. К большинству
присутствовавших на собрании он относился безразлично. Но, революционер и народолюбец
от младых ногтей, он с обожанием смотрел на сидевшего против него юного полководца. Он
не только прощал мальчику все его грубости, представлявшиеся старику голосом почвенной
подспудной революционности, но относился с восхищением к его развязным выпадам, как
может нравиться влюбленной женщине наглая бесцеремонность её повелителя.
Партизанский вождь был сын Микулицына Ливерий, докладчик из центра — бывший
трудовик-кооператор, в прошлом примыкавший к социалистам революционерам,
Костоед-Амурский. В последнее время он пересмотрел свои позиции, признал ошибочность
своей платформы, в нескольких развернутых заявлениях принес покаяние, и не только был
принят в коммунистическую партию, но вскоре по вступлении в нее, послан на такую
ответственную работу.
Эту работу поручили ему, человеку отнюдь не военному, в уважение к его
революционному стажу, к его тюремным мытарствам и отсидкам, а также из предположения,
что ему, как бывшему кооператору, должны быть хорошо известны настроения крестьянских
масс в охваченной восстаниями Западной Сибири. А в данном вопросе это предполагаемое
знакомство было важнее военных знаний.
Перемена политических убеждений сделала Костоеда неузнаваемым. Она изменила его
внешность, движения, манеры.
Никто не помнил, чтобы в прежние времена он когда-либо был лыс и бородат. Но
может быть, все это было накладное? Партия предписала ему строгую зашифрованность.
Подпольные его клички были Берендей и товарищ Лидочка.
Когда улегся шум, вызванный несвоевременным заявлением Вдовиченки о его
согласии с зачитанными пунктами инструкции, Костоед продолжал:
— В целях возможно полного охвата нарастающего движения крестьянских масс,
необходимо немедленно установить связь со всеми партизанскими отрядами, находящимися
в районе губернского комитета.
Далее Костоед заговорил об устройстве явок, паролей, шифров и способов сообщения.
Затем опять он перешел к подробностям.
— Сообщить отрядам, в каких пунктах имеются оружейные, обмундировочные и
продовольственные склады белых учреждений и организаций, где хранятся крупные
денежные средства и система их хранения.
Надобно детально, во всех подробностях разработать вопросы о внутреннем устройстве
отрядов, о начальниках, о военно-товарищеской дисциплине, о конспирации, о связи отрядов
с внешним миром, об отношении к местному населению, о полевом военно-революционном
суде, о подрывной тактике на территории противника, как-то: о разрушении мостов,