Page 49 - Донские рассказы

– Милый ты мой, до чего же ты прокоптился! Дымом-то от тебя воняет, как от цыгана…
Вот что с тобой проклятый немец, окостенелая его душа, сделал!

Он бережно размял колос в ладонях, вышелушил зерно, провеял его, пересыпая из руки
в руку, и сыпал в рот, стараясь не уронить ни одного зернышка, а когда стал жевать,
раза три тяжело и прерывисто вздохнул.
За долгие месяцы, проведенные на фронте, много видел Звягинцев смертей, людского
горя, страданий; видел разрушенные и дотла сожженные деревни, взорванные заводы,
бесформенные груды кирпича и щебня на месте, где недавно красовались города, видел
растоптанные танками и насмерть покалеченные артиллерийским огнем фруктовые
сады, но горящий спелый хлеб на огромном степном просторе за все время войны
довелось ему в этот день видеть впервые, и душа его затосковала. Долго шел он, глотая
невольные вздохи, сухими глазами внимательно глядя в сумеречном свете ночи по
сторонам на угольно-черные, сожженные врагом поля, иногда срывая чудом уцелевший
где-либо возле обочины дороги колос пшеницы или ячменя, думая о том, как много и
понапрасну погибает сейчас народного добра и какую ко всему живому безжалостную
войну ведет немец.
Только иногда глаза его отдыхали на не тронутых огнем зеленых разливах проса да на
зарослях кукурузы и подсолнуха, а потом снова расстилалась по обеим сторонам дороги
выжженная земля, такая темная и страшная в своей молчаливой печали, что временами
Звягинцев не мог на нее смотреть.

Тело его смертельно устало и молило об отдыхе, но отягощенный виденным ум
продолжал бодрствовать, и Звягинцев, размышляя о войне и чтобы отогнать от себя сон,
чуть слышно заговорил:
– Ах, немец ты, немец, паразит ты несчастный! Привык ты, вредный гад, всю жизнь на
чужой земле топтаться и нахальничать, а вот как на твою землю перейдем с войной,
тогда что? Тут у нас развязно ты себя держишь, очень даже развязно, и мирных баб с
мирными детишками сничтожаешь, и вот, изволь видеть, какую махину хлеба спалил, и
деревни наши рушишь с легким сердцем… Ну, а что же с тобой будет, когда война на
твою фрицовскую землю перехлестнется? Тогда запоешь ты, немец, окостенелая твоя
душа, на другой лад! Сейчас ты, в окопах сидя, на губных гармошках играешь, а тогда и
про гармошку забудешь, подымешь ты тогда морду кверху, будешь глядеть вот на этот
ясный месяц и выть дурным собачьим голосом, потому что погибель твоя будет к этому
времени у тебя на воротнике висеть и ты это дело нюхом почуешь! Столько ты нам,
немец, беды наделал, столько посиротил детишек и повдовил наших жен, что нам к тебе
непременно надо идти расквитываться. И ни один наш боец или командир не скажет
тебе тогда милосердного слова, ни одна душа не подымется на твое прощение, уж это
точно! И я непременно доживу до того дня, немец, когда по твоей поганой земле с
дымом пройдемся, и погляжу я тогда, гад ты ползучий и склизкий, каким рукавом ты
будешь слезу у себя вытирать. Должен я этого достигнуть потому, что невыносимо злой
я на тебя и охота мне тебя доконать и упокоить на веки вечные в твоем змеином гнезде,
а не тут, в какой-нибудь нашей губернии…

Так и шел он, тихо бормоча, обращаясь к неведомому юнцу, в этот момент
олицетворявшему для него всю немецкую армию и все зло, содеянное этой армией на
русской земле, зло, которое во множестве видел Звягинцев за время войны, зло, которое
и сейчас светило ему в пути зловещими отсветами пожаров.
Мысли вслух помогали Звягинцеву бороться со сном, и как-то утешнее становилось у
него на сердце от сознания, но все равно, рано или поздно, но не уйти врагу от расплаты,
как бы ни рвался он сейчас вперед, как бы ни пытался отсрочить свою неминучую
гибель.
– Придем к тебе с разором, собачий сын, придем! Любишь в гости ходить – люби и гостей
принимать! – чуть погромче сказал взволнованный своими рассуждениями Звягинцев.

И в это время устало топавший сзади Лопахин положил ему руку на плечо, спросил:

– Что это ты, комбайнер, бормочешь, как тетерев на току? Подсчитываешь, сколько хлеба
сгорело? Брось, не мучайся, на эти убытки у тебя в голове цифр не хватит. Тут
профессора математики надо приглашать.