Page 52 - Донские рассказы

– Обыкновенное по нынешним временам. Белоруссию у меня немцы временно оттяпали,
Украину, Донбасс, а теперь и город мой небось заняли, а там у меня жена, отец-старик,
шахта, на какой я с детства работал… Товарищей многих за войну я потерял навсегда…
Понятно тебе?

– Вот видишь, какой ты человек? – воскликнул Звягинцев. – Этакое у тебя горе, а ты все
шутки шутишь. И после этого можно считать тебя серьезным человеком? Нет, пустой ты
человек, одна внешность в тебе, а больше ничего нету. Удивляюсь я: как это тебя
бронебойщиком поставили? Бронебойщик – это дело серьезное, не по твоему характеру,
а характер у тебя веселый, ветреный, и, скажем, в духовом оркестре на какой-нибудь
трубе играть, в медные тарелки бить или в барабан деревянной колотушкой стукать было
бы для тебя самое подходящее дело.
– Звягинцев, опомнись! Скажи, что эти глупости ты спросонок наговорил, иначе влетит
тебе от меня, – с притворным гневом прорычал Лопахин.
Но Звягинцев уже окончательно поборол одолевавший его сон и продолжал говорить с
увлечением, иногда поворачиваясь лицом к Лопахину, заглядывая в его сонные, но
смеющиеся глаза.
– А находишься ты не на своем месте, Петя, потому, что некоторые военные начальники
по характеру вроде тебя: со сквозняком в голове. К примеру, почему меня сунули в
пехоту, если я комбайнер по специальности и невыносимо люблю и уважаю всякие
моторы? Вся статья мне бы в танкистах быть, а я в пехоте землю, как крот, ковыряю. Или
же взять тебя: тебе бы только на барабане бить, людей музыкой веселить, а ты, изволь
радоваться, бронебойщик, да еще первым номером заправляешь. А то и еще лучше
истории бывают. Наша часть, в какую я сначала попал, формировалась на Волге в одном
городке, там же стоял казачий кавалерийский запасный полк. И вот прибыло
пополнение с Дона и из Ставропольской бывшей губернии. Казаков и ставропольцев
определили к нам в пехоту: в саперы пошли казаки, в телефонисты, черт-те куда только
их не совали, а ремесленники из Ростова прибыли мобилизованные – их воткнули в
кавалерию, штаны на них надели казачьи с красными лампасами, синие мундиры и так и
далее. И вот казаки топорами тюкают, мосты учатся ладить да вздыхают, на лошадей
глядя, а ростовские – все они мастеровые люди до войны были: то столяры, то маляры, то
разные и подобные тому переплетчики – возле лошадей вертятся, боятся к ним
приступать, потому что лошадей в мирное время они, может, только во сне и видели. А
лошадей в полк прислали с Сальских калмыцких степей – трехлеток, неуков, совсем то
есть необъезженные. Понимаешь, что там было? И смех и слезы! Бедные столяры-
маляры начнут седлать иную необъезженную лошадь, соберутся вокруг нее несколько
человек, а она, проклятая, визжит, бьет передом и задом, кусается, а то упадет наземь и
катается по ней, как некоторые непутевые женщины, которые в обмороки падают… Это
что, порядок? Один раз я возле железнодорожного склада на посту стоял и видел, как
маршевый эскадрон на фронт отправляли. Командир эскадрона командует седловку, а из
полтораста бойцов человек сорок вот таких ростовских маляров да столяров по-
настоящему седла накинуть лошади на спину не умеют, ей-богу, не брешу! Эскадронный
схватился за голову руками и ругается так, что муха не пролетит, а чем эти столяры-
маляры виноватые? Вот, братец ты мой, какие дела бывают! А все это потому, что иногда
командиры такие попадаются, вроде тебя, с ветродуем в голове.

– Тронул я тебя на беду, – с нарочитым вздохом сказал Лопахин. – Тронул, а ты теперь и
несешь околесицу, все в одну кучу собрал, и за здравие и за упокой читаешь, а все это
для того, чтобы доказать, что командира из меня не выйдет. Назло тебе командиром
стану, вот уж тогда я из тебя дурь выбью, вытяну тебя в ниточку и сквозь игольное ушко
пропущу! Мне Коля Стрельцов, перед тем как в госпиталь его отправили, поручил за
тобою присматривать. «Смотри, – говорит, – за этой полудурой, за Звягинцевым, а то не
ровен час еще убьют его по глупости». Ну, вот я оберегаю тебя. Дай, думаю, заговорю с
ним, отвлеку его от мрачных мыслей. А теперь и сам не рад, что затронул тебя. Теперь я
уже думаю, чем бы тебе рот заткнуть, чтобы ты помолчал немного… Сухаря пожевать
хочешь?

– Дай один.
– На два, только замолчи, не спорь со мной. Ужасно не люблю, когда подчиненные мне
противоречат.