Page 55 - Донские рассказы
P. 55

жди от меня, как ты ни прыгай, как ни старайся отличиться, хоть живьем тогда кушай
                фрицев, а все равно ни шиша не получишь!

                – Нашел чем напугать, – устало улыбаясь, сказал Звягинцев, но все же, хотя и с видимой
                неохотой, взялся за лопатку.

                Пока он и второй номер расчета, Александр Копытовский – молодой, неповоротливый
                парень, с широким, как печной заслон, лицом и свисавшей из-под пилотки курчавой
                челкой, – очищали лопаты от прилипшей глины, Лопахин вылез из окопа, осмотрелся.

                Сизая роса плотно лежала на траве, тяжело пригибая к земле стебельки, оперенные
                подсохшими листьями. Солнце только что взошло, и там, где за дальними тополями
                виднелась белесая излучина Дона, низко над водою стлался туман, и прибрежный лес,
                до подножия окутанный туманом, казалось, омывается вскипающими струями, словно
                весною, в половодье.

                Линия обороны проходила по окраине населенного пункта. Сведенные в роту остатки
                полка занимали участок неподалеку от длинного, крытого красной черепицей здания с
                примыкавшим к нему большим разгороженным садом.
                Лопахин долго смотрел по сторонам, прикидывая расстояние до гребня находившейся
                впереди высотки, намечал ориентиры, а потом удовлетворенно сказал:

                – До чего же обзорец у меня роскошный! Это не позиция, а прелесть. Отсюда бить буду
                этих дейчпанцирей так, что только стружки будут лететь с танков, а с танкистов – мясо
                пополам с паленой шерстью.
                – Нынче ты храбрый, – ехидно сказал Сашка Копытовский, выпрямляясь. – Храбрый ты
                стал и веселый, когда знаешь, что, кроме нашего ружья, тут их еще черт-те сколько и
                противотанковые пушки есть, а вчера, когда пошли танки на нас, ты с лица сбледнел…

                – Я всегда бледнею, когда они на меня идут, – просто признался Лопахин.
                – А заорал-то на меня, ну натурально козлиным голосом: «Патроны готовь!» Как будто я
                без тебя не знаю, что мне надо делать. Тоже с дамскими нервами оказался…

                Лопахин промолчал, прислушался. Откуда-то из-за сада донесся женский возглас и звон
                стеклянной посуды. Рассеянно блуждавший взгляд Лопахина вдруг ожил и прояснился,
                шея вытянулась, и сам он слегка наклонился вперед, напрягая слух, весь обратясь во
                внимание.

                – На кого это ты собачью стойку делаешь, аль дичь причуял? – посмеиваясь, спросил
                Копытовский, но Лопахин не ответил.
                Смоченная росой, тускло блестела красная черепичная крыша белого здания. Косые
                солнечные лучи золотили черепицу и радужно сияли в окнах. В просветах между
                деревьями Лопахин увидел две женские фигуры, и тотчас же у него созрело решение.

                – Ты, Сашка, побудь на страже интересов родины, а я на минутку смотаюсь в это
                черепичное заведение, – подмигнув, сказал он Копытовскому.

                Тот удивленно поднял пепельно-серые запыленные брови, спросил:
                – За какой нуждой?

                – Предчувствие у меня такое, что если в этом доме не школа и не туберкулезный
                диспансер, то там можно добыть к завтраку что-нибудь привлекательное.
                – Там скорее всего ветеринарная лечебница, – помолчав, сказал Копытовский. – Ясное
                дело, что там ветеринарная лечебница, и ты, кроме овечьей коросты или чесотки, ничего
                там к завтраку не добудешь.

                Лопахин презрительно сощурил глаза, спросил:
                – Это почему же… лечебница, да еще ветеринарная? Приснилось тебе, ясновидец?

                – Потому что на отшибе стоит, а потом там недавно корова какая-то мычала, да так
   50   51   52   53   54   55   56   57   58   59   60