Page 57 - Донские рассказы
P. 57

моста командиры один одного за грудки тягают, где уж нам со своей хурдой
                переправиться…

                – Да, это дело сложное, – подтвердил Лопахин. – Но вы особенно не волнуйтесь, дорогой
                папаша, наш геройский полк взялся держать оборону, значит, можете быть уверенные,
                что с ходу немцы на ту сторону Дона не перескочат. Мы им еще на этой стороне
                кровишки как следует пустим.
                – Пропадет наш хутор, все огнем возьмется, если бой тут будет идти, – дрогнувшим
                голосом сказал старик.
                – Да, папаша, хутору вашему, как видно, достанется, но мы будем оборонять его до
                последней возможности.
                – Помоги вам бог, – истово сказал старик и хотел было перекреститься, но, искоса
                взглянув на Лопахина, на украшенную медалью грудь его, не донес руку до лба и стал
                степенно гладить седую окладистую бороду. – Стало быть, это ваша часть за садом окопы
                роет? – помолчав, спросил он.

                – Так точно, папаша, наша. Роем, стараемся вовсю, а тут во рту все пересохло… –
                Лопахин дипломатически замолчал, но старик, видимо, не понял намека. Он все гладил
                бороду, смотрел на доярок, грузивших на повозку бидоны, и вдруг, зверски выкатив
                глаза, зычно крикнул:
                – Глашка, язвить твою душу, почему до сих пор кобылы нету? Вот как зачнут германцы
                из пушек бить, тогда вы засуетитесь.
                Полная, статная доярка с малиновыми губами и пышной грудью метнула в сторону
                Лопахина короткий взгляд, что-то шепнула женщинам – и те тихо засмеялись, – а потом
                уже не спеша отозвалась:

                – Скоро приведут, Лука Михалыч, не беспокойся, успеешь до Дона свою старуху
                домчать…
                Лопахин, не отрываясь, зачарованно смотрел на доярку и жмурился, будто от яркого
                солнца. С заметным усилием он отвел глаза от смугло-румяного женского лица, вздохнул
                и почему-то вдруг осипшим голосом спросил:

                – А что, папаша, хорошо жил колхоз до войны? Упитанность у вашего народа
                приличная…

                – Жил преотлично: и школа, и больница, и клуб, и все прочее было, не говоря уже про
                харч, всего было в аккурат по ноздри, а теперь все это свое природное приходится
                покидать. К чему вернемся? К горелым пенькам, это уж как бог свят, – сокрушенно
                произнес старик.
                В другое время Лопахин, может быть, и посочувствовал бы чужому горю, но сейчас у
                него не было лишнего времени, и он предпринял еще один шаг, чтобы натолкнуть
                старика на догадку о цели своего прихода.
                – Вода у вас в колодезе солоноватая. Роем окопы, пить страшная охота, а вода просто
                никуда не годная. Как же вы хорошей воды не имеете? – с упреком сказал он.
                – Солоноватая? – удивленно переспросил старик. – Да вы в каком же колодезе брали?

                Лопахин не пил в этом хуторе воды и, разумеется, не знал, где находится колодец, а
                потому неопределенно махнул рукой в сторону видневшейся за деревьями школы.
                Старик удивился еще больше:
                – Дивно это мне! В школьном колодезе самая распрекрасная вода в округе, на питье весь
                хутор там воду берет. С чего же это она могла нынче сгубиться? Вчера оттуда воду
                приносили, легкая вода, хорошая была, сам пробовал.
                Он уставился в землю, размышляя, а Лопахин с досадой крякнул, сказал:

                – Нам, к тому же, сырую воду не разрешают пить, папаша, во избежание поносов и
   52   53   54   55   56   57   58   59   60   61   62