Page 96 - Донские рассказы
P. 96

– Воевать, значит, устарел, а жениться – самое в пору?
                – Да разве я к бабе думаю пристать от молодой прыти? От нужды, глупый ты человек!
                Мне эта проклятая пшенная каша из концентратов все печенки-селезенки переела! – с
                еще большей досадой вскричал Некрасов. – А тут и здоровьишко после трех ранений
                пошаливает.
                – Воевать, значит, здоровья не хватает, а в зятья идти – как раз? – снова спросил
                Лопахин, и все с тем же серьезным видом.

                Копытовский фыркнул, как лошадь, почуявшая овес, и закрыл рот рукою. А Некрасов
                внимательно посмотрел на Лопахина, сказал:

                – Слыхал я в госпитале, что есть одна такая паскудная болезнь, под названием рак
                желудка…

                Лопахин ехидно сощурился.
                – Уж не у тебя ли рак?

                – У меня его нету, а вот ты, Лопахин, и есть эта самая болезнь! Ну разве можно с тобой
                говорить как с человеком? Всегда ты с разными подковырками, с подвохами, с
                дурацкими шуточками… Желудочный рак ты на двух ногах, а не человек!

                – Обо мне можно не говорить, не стоит, давай лучше о тебе. Чем же твое здоровье
                пошатнулось? На что жалуешься, бравый ефрейтор?

                – Отвяжись, ну тебя к черту!
                – Нет, на самом деле, что у тебя со здоровьем?

                – Ты же не доктор, чего я тебе буду рассказывать? – видимо колеблясь, нерешительно
                проговорил Некрасов.

                Лопахин, сделав аккуратную крученку, передал кисет Некрасову и, случайно глянув на
                него, тихо ужаснулся: Некрасов оторвал от газеты лист в добрую четверть длиной, щедро
                насыпал табаку и уже сворачивал толстенную папиросу.
                – Постой! – испуганно воскликнул Лопахин, хватаясь за кисет. – Этак не пойдет! Что же
                ты заделываешь ее такую чрезвычайную, в палец толщиной? У меня своей табачной
                фабрики в вещевом мешке не имеется. Отсыпай половину!
                – А я тонкие из чужого табаку крутить не умею, – спокойно сказал Некрасов.

                – Так давай я тебе сверну, слышишь?
                – Нет-нет, не тронь, а то рассыпешь, я сам. – Некрасов торопливо отвел руки в сторону и
                стал старательно слюнить шероховатый край листка, исподлобья, искоса поглядывая на
                Лопахина.

                – Действительно, силен ты на чужбинку сигары вертеть… – Лопахин огорченно крякнул
                и покачал головой, разглядывая и взвешивая на руке сразу отощавший кисет.

                – Из своего я делаю малость потоньше, – все с тем же невозмутимым спокойствием
                сказал Некрасов и потянулся за огоньком.
                Они прикурили от одной спички. Помолчали, поглядывая друг на друга с явным
                недружелюбием.
                Стрельцов в начале разговора внимательно следил за меняющимся выражением лица
                Лопахина и Некрасова, но вскоре ему это наскучило. Он положил под голову свернутую
                плащ-палатку, прилег, чувствуя знакомую нездоровую усталость во всем теле,
                подкатывающую к горлу тошноту. Он знал, как длительны бывают солдатские разговоры
                в часы вынужденного безделья, и хотел уснуть, но сон не приходил. В ушах звенело
                тонко и неумолчно, ломило виски. Глухая мертвая немота простиралась вокруг, и от
                этого все окружающее казалось нереальным, почти призрачным.
   91   92   93   94   95   96   97   98   99   100   101