Page 102 - Собрание рассказов
P. 102
смотрит, чем мы, мужчины. И по-разному мы понимаем, что порядочно, а что нет. И вот
подошел я к ней, стою, обнимаю ее, а сам думаю: «Наказанье господне, да обожди ты, не
суетись. Мы ведь хотим все устроить, как для тебя лучше.»
Потому что я ее, знаете ли, любил. Ничто так не связывает мужчину и женщину, как
общий грех, тайный грех. А потом, ведь все от него зависело. Ведь если б я с ней первый
познакомился и на ней женился бы, а он был бы на моем месте, тогда все зависело бы от
меня. Только он свой случай упустил, так что когда она сказала: «Тогда скажи, что ты мне
говоришь, когда мы одни. Говорю тебе, я ему сказала все», — я и говорю:
— Все? Ты ему все сказала?
А он смотрит на нас.
— Она тебе все сказала? — говорю.
— Неважно, — говорит он. — Хочешь жить с ней?
Я не успел ответить, а он говорит:
— Любишь ее? Будешь о ней заботиться?
И лицо у него серое, знаете, как бывает, когда, долго человека не видя, при встрече
вдруг вскрикнешь: «Господи, да неужто это Роджерс?» Когда мне наконец удалось уйти, мы
порешили на разводе.
IV
И вот назавтра, только я пришел на поле, как Гаррис, тот самый владлец нашего цирка,
и говорит, вам сегодня придется одну особую работенку выполнить, я, похоже, запамятовал.
Так или не так, только Гаррис говорит:
— Я ж тебя заранее предупредил.
Поцапались мы, и под конец я ему заявил напрямик, что с Роджерсом не полечу.
— Это почему же?
— Его спроси, — говорю.
— А если он не против с тобой летать, тогда полетишь?
Ну, я и согласился. Тут Роджерс подошел и говорит, что он со мной полетит. И я
решил, что он давно про работу эту знал и мне расставил западню и подловил-таки. Мы
обождали, пока Гаррис уйдет.
— Так вот почему ты вчера так мягко стелил, — говорю. И послал его подальше. — Я
теперь у тебя в руках, так, значит?
— Садись ты в кабину, — говорит он, — а я твой номер выполню.
— Да ты хоть раз такие номера выполнял?
— Нет. Но если ты машину строго поведешь, я справлюсь.
Я послал его подальше.
— Радуешься, — говорю. — Счастлив, что я у тебя в руках. Валяй, только смотри, как
бы пожалеть не пришлось.
Он повернулся, пошел к самолету и лезет в переднюю кабину. Я пошел за ним, схватил
за плечо и крутанул к себе. Он на меня глядит, я на него.
— Хочешь, чтоб я тебе врезал, — говорит. — Зря стараешься. Придется обождать, пока
приземлимся.
— Не выйдет, — говорю. — Потому что я сдачи хочу дать.
И опять он глядит на меня, я на него. А Гаррис за нами из конторы наблюдает.
— Ладно, — говорит Роджерс, — только дай мне твои башмаки. У меня здесь нет пары
на резиновом ходу.
— Лезь в кабину, — говорю. — Какая разница? Я на твоем месте, наверное, поступил
бы так же.
Лететь нам предстояло над увеселительным парком, в нем тогда бродячий цирк стоял с
палатками, с лотереями всякими. И народу там набралось тысяч двадцать пять, не меньше,
сверху ну точь-в-точь пестрые муравьи. Я в тот день так лихачил, как никогда, но с земли это