Page 99 - Собрание рассказов
P. 99

Оттрубил  таким  манером  в  армии  четыре  года  —  и  опять  я  штатский.  Болтаюсь  на
               гражданке,  присматриваюсь,  чем  бы  заняться  —  вот  тогда-то  я  и  нанялся  в  первый  раз
               автомобилями  торговать, —  и  тут  встречаю  Джека,  и  он  мне  рассказывает,  что  один  тип
               подыскивает для своего бродячего цирка трюкача — выходить на крыло самолета. Так я с
               ней и познакомился.

                                                              II

                     Джек (он-то и дал мне записочку к Роджерсу) рассказал, что Роджерс — летчик, каких
               мало, и про нее рассказал: мол, говорят, несчастлива она с ним.
                     — Язык, он без костей, — говорю.
                     — Так говорят, — Джек говорит.
                     И вот когда я увидел Роджерса и отдал ему записку — он был такой сухопарый, тихий
               парень, —  я  себе  сразу  сказал:  именно  парни  вроде  него  и  женятся  на  шалых  огневых
               красотках  из  тех,  что во  время  войны польстились  на  их  крылышки,  а  потом  при  первом
               удобном случае давали деру.
                     Так что я за себя не боялся. Я знал, не меня она дожидалась эти три года.
                     Так вот, я думал увидеть длинноногую вихлявую брюнетку, всю в страусовых перьях и
               вулвортовских  ароматах,  которая  целыми  днями  валяется  на  диване  с  сигаретой  и  гоняет
               Роджерса на угол в кулинарию за ветчиной и картофельным салатом на бумажных тарелках.
               Но тут я дал маху. Она вышла ко мне в фартуке поверх простенького желтого платьица, и
               руки у нее по локоть были не то в муке, не то в чем-то еще и не стала ни извиняться, ни
               суетиться — ничего подобного. Она сказала, что Говард — так Роджерса звали — говорил ей
               обо мне, и я сказал:
                     — А что он вам говорил?
                     Но она только сказала:
                     — Вам  ведь  скучно  будет  готовить  обед,  вы,  похоже,  не  так  привыкли  проводить
               вечера?  Наверное,  вы  предпочли  бы  прихватить  пару  бутылок  джина  и  отправиться  на
               танцы?
                     — Почему вы так думаете? — говорю, — Неужели у меня такой вид, будто я ни на что
               другое не способен?
                     — А разве способны? — говорит она.
                     Мы уже помыли посуду, выключили свет и смотрели, как горят дрова в камине, — она
               сидела на подушке на полу, прислонясь к ногам Роджерса, — курили и разговаривали, а она
               и говорит:
                     — Я знаю, вы скучали у нас. Говард предлагал пойти в ресторан, а оттуда танцевать.
               Но я сказала, что придется вам принять нас такими, как есть, раз и навсегда. Жалеете, что
               пришли?
                     Иногда ей можно было дать лет шестнадцать, особенно в фартуке. А потом она и мне
               фартук купила, и мы все втроем отправлялись на кухню стряпать.
                     — Мы понимаем, что вам стряпать нравится не больше, чем нам, — говорит она. — Но
               что поделаешь, если мы такие бедные. У нас на семью всего один летчик.
                     — Говард может летать за двоих, — говорю я. — Так что с этим полный порядок.
                     — Когда  он  мне  сказал,  что  вы  тоже  всего-навсего  летчик,  я  ему  говорю:  господи,
               летчик, да к тому же еще и трюкач. Что тебе стоило, говорю, выбрать такого друга, которого
               можно пригласить на обед за неделю вперед, и при этом он не подведет, да еще такого, чтоб
               у него водились деньги, и он мог бы пригласить нас куда-нибудь. Так нет, ты выбрал такого
               же бедного, как мы сами.
                     А как-то она говорит Роджерсу:
                     — Надо б нам подыскать Баку девушку. А то ему надоест все с одними нами проводить
               время.
                     Сами знаете, как женщины такие вещи говорят: слушаешь ее — и кажется, что-то за ее
   94   95   96   97   98   99   100   101   102   103   104