Page 103 - Собрание рассказов
P. 103

незаметно. И каждый раз, как я шел на риск, самолет оказывался подо мной — это Роджерс
               меня  страховал  креном,  будто  знал  мои мысли  наперед.  Я,  понятно,  думал, он надо мной
               измывается. Я все на него оглядывался и кричал:
                     — Ну что ж ты, я ведь у тебя в руках! Что, кишка тонка?
                     Похоже, я тогда был не в себе. А иначе этого не поймешь: как вспомню  — мы с ним
               наверху,  орем  друг  на  друга,  внизу  жучки  эти  бесчисленные  следят  за  нами,  ждут  гвоздя
               нашей  программы  —  мертвую  петлю.  Он-то  меня  слышал,  а  я  его  нет;  видел  только  как
               движутся его губы.
                     — Ну что ж ты, — ору, — качни крылом — и мне конец, понял?
                     Я не в себе был. Сами знаете как бывает: почуешь — чему быть, того не миновать — и
               сам торопишь события. Наверное, и влюбленным и самоубийцам такое знакомо. Вот я ему и
               ору:
                     — Хочешь  меня  незаметно  угробить,  так?  Ведь  если  в  горизонтальном  полете  меня
               стряхнуть, тогда придраться могут? Ладно, — ору, — начали!
                     Вернулся я к центроплану и ослабил фалу там, где она идет вокруг подкоса, ухватился
               за подкос, оглянулся на Роджерса и подал ему знак.
                     Я не в себе был. И без передыху орал на него. Не помню, что я там орал. Видно, думал,
               что  я  уже  разбился, только  сам  того не  знаю.  Расчалки  загудели,  и  я  увидел  прямо  перед
               собой землю с цветными точками. Тут расчалки как взвоют, и он дал полный газ, и земля
               поползла из-под фюзеляжа. Я подождал, пока она не исчезла из виду, потом горизонт тоже
               пополз назад, и теперь я видел только небо. Тут я вытянул один конец троса и швырнул им в
               Роджерса, и самолет пошел свечой, и я раскинул руки.
                     Я не хотел покончить с собой. Я думал не о себе. Я о нем думал. Хотел доказать, что не
               один он такой благородный. Подловить его хотел на чем-то, на чем он обязательно срежется,
               как он подловил меня. Хребет ему хотел сломать.
                     Мы  уже вышли из мертвой петли, когда он меня потерял. Снова показалась земля  и
               крохотные  пестрые  точки  на  ней,  и  тут  я  почувствовал,  что  центробежная  сила  ушла  и  я
               падаю. Я сделал полусальто и вместе с самолетом вошел в первый виток плоского штопора.
               Я  летел  лицом  к  небу,  как  вдруг  меня  что-то  стукнуло  по  спине.  Из  меня  и  дух  вон.  На
               минуту я, наверное, потерял сознание. А когда опомнился, оказалось, я лежу на взничь на
               верхней плоскости, а голова у меня перевешивается через край.
                     Я откатился далеко, не смог зацепиться коленками за переднюю кромку крыла и уже
               чувствовал,  как  снизу  меня  обдувает  ветер.  Я  боялся  шелохнуться.  Знал:  стоит  мне  сесть
               против струи винта — и меня снесет назад. По положению хвоста к горизонту я видел, что
               мы  находимся  в  пологом  пике,  видел,  как  Роджерс  встает  у  себя  в  кабине,  отстегивает
               привязной ремень, а повернув чуть голову, мог бы увидеть, как я пролечу при падении мимо
               фюзеляжа, ну разве чуть плечом его задену.
                     И вот лежу я там, снизу меня обдувает ветром, и чувствую — плечи мои повисают над
               бездной,  позвонки  один  за  другим  переползают  через  край,  я  считаю  их  и  смотрю,  как
               Роджерс карабкается вдоль фюзеляжа к передней кабине. Долго я смотрел, как он медленно,
               дюйм  за  дюймом  преодолевал  встречный  поток  и  брючины  его  полоскались  на  ветру.  А
               немного погодя увидел, как он перекинул ноги в кабину, а потом уж почувствовал, как он
               меня хватает.
                     Был в моей эскадрилье парень. Я его не любил, да и он меня не переваривал. Ну ладно.
               Так вот он как-то меня из жуткой передряги спас:  у меня за десять миль от линии фронта
               заклинило мотор. А сели мы, он и говорит: «Ты не думай, что я спасал тебя. Я воображал,
               что беру немца в плен, вот я его и взял». Ох и понес он тогда меня, очки на лоб вздел, руки в
               боки, несет меня почем зря, да так спокойненько, будто улыбается. Ну да ладно. Там ведь
               каждый на своем «кэмеле». Ты выходишь из строя  — плохо дело, он выходит из строя  —
               тоже нехорошо. Совсем другой коленкор, когда ты на центроплане, а он у ручки управления
               сидит, и ему ничего не стоит сбавить обороты на минуту или зависнуть в верхней мертвой
               точке.
   98   99   100   101   102   103   104   105   106   107   108