Page 100 - Собрание рассказов

словами кроется, а поглядишь — и такой у нее взгляд невинный, вроде она о тебе даже и не
думала, а уж не говорила и подавно.
А может, и правда, давно пора было сводить их в ресторан и в театр.
— Только не думайте, — говорит она, — что за моими словами что-то кроется. Это
вовсе не намек, чтобы вы нас куда-нибудь повели.
— А насчет девушки тоже не намек? — говорю.
Она смотрит на меня широко открытыми глазами, и взгляд у нее такой простодушный,
невинный. Тогда они часто заходили ко мне перед обедом выпить коктейль-другой, —
Роджерс, правда, не пил, — и когда я вечером возвращался домой, на столике под зеркалом
была рассыпана пудра, валялся ее платок или еще какая мелочь, я ложился спать, и комната
пахла так, словно она и не уходила. А она и говорит:
— Вы в самом деле хотите, чтоб мы вам подыскали девушку?
Но больше мы никогда об этом не говорили, а вскоре если ей надо было помочь
взобраться на подножку или еще какую услугу оказать, какие мужчины женщинам должны
оказывать, при которых касаться их приходится, она стала обращаться ко мне, будто это я ее
муж, а не он; а как-то нас уже за полночь застиг в центре ливень, и мы пошли ко мне, и они с
Роджерсом спали в моей постели, а я в гостиной на кресле.
А как-то вечером я одевался — собирался к ним, — и вдруг зазвонил телефон. Звонит
Роджерс.
— Я, — говорит и замолкает, будто ему рот заткнули, и я слышу, как они говорят,
шепчутся, вернее, она говорит. — Ну, так… — говорит Роджерс.
Потом слышу, она дышит в трубку, называет меня по имени.
— Не забудьте, — говорит, — что мы вас ждем.
— Я не забыл, — говорю. — Разве я что-нибудь напутал? Разве мы не на сегодня…
— Приходите, — говорит она. — До свидания.
Он открыл мне дверь. Лицо у него было такое, как обычно, но я остановился на пороге.
— Входи, — говорит.
— Может быть, я все-таки что-то напутал, — говорю. — Так что если вам…
Он распахнул дверь.
— Входи, — говорит.
Она лежала на диване, плакала. Из-за чего, не знаю, вроде из-за денег.
— Сил моих больше нет, — говорит, — я терпела, но нет больше моего терпения.
— Ты же знаешь, сколько у меня уходит на страховку, — говорит он. — Случись что со
мной, как ты жить будешь?
— А сейчас как живу? Да у любой нищенки денег больше, чем у меня.
На меня она и не посмотрела, лежит ничком, и фартук под ней сбился.
— Почему ты не бросишь эту работу, не подыщешь другую, где была б нормальная
страховка, как у людей.
— Ну, мне пора, — говорю.
Не к чему мне было оставаться там. Я и ушел. Он проводил меня к выходу. С порога
мы оба оглянулись на дверь, за которой она лежала ничком на кушетке.
— У меня накопилось немного деньжат, — говорю, — я, наверное, столько у вас
кормился, что просто не успел их потратить. Так что если нужно… — мы стояли на пороге,
он рукой придерживал дверь, — Не хотелось бы лезть не в свои….
— Вот и не лезь, — говорит он. И распахнул дверь. — До завтра, увидимся на поле.
— Ага, — говорю. — На поле.
И почти неделю я ее не видел и никаких вестей от нее не имел. Его я видел каждый
день и наконец не выдержал и спросил:
— А что поделывает Милдред?
— Погостить уехала, — говорит он. — К матери.
Еще две недели прошло, мы с ним каждый день виделись. Я с крыла всегда
вглядывался в его глаза за очками. Но мы даже имени ее не упоминали, а тут он мне