Page 111 - Собрание рассказов

— Да нет, ничего. Я просто думал.
— Что думал?
— Знает он, что сейчас ему лучше не скакать так быстро?
— А, ты про Готри.
— Его Готри зовут?
— Да, Стив Готри.
— Что он за человек?
— Человек как человек. Из тех, что будут есть и пить за твой счет, путаться с твоей
женой, но по первому твоему знаку уберутся восвояси.
— Ну и как же?
— А никак. Я сказал: человек как человек. Мы с ним приятели.
— Приятели?
— Ну да, что тут такого? Раз я ему оказал услугу, после он мне, ясно?
— Что ж тут неясного, — сказал шофер. На собеседника он не глядел. — Давно она его
знает?
— Да с полгода. Мы были в Коннектикуте, и он там тоже был. Он лошадей ненавидит
почти так же люто, как она, только с Каллагеном мы тоже приятели, я ему тоже как-то оказал
услугу, ну и, значит, эдак через недельку после того, как мы вернулись из Коннектикута, я
зазвал к нам Каллагена и попросил его рассказать Блеру про того, другого жеребца, да
только не называть хозяина. А вечером и говорю Блеру: «Я слышал, мистер Ван Дайминг
тоже хочет купить у мистера Готри эту лошадь». — «Какую лошадь?» — спрашивает Блер, а
я: «Не знаю, по мне они все одинаковые, лишь бы мне с ними дела не иметь». — «Готри
тоже думает, что они все одинаковые, — говорит Блер. — Ты о какой лошади толкуешь-то?»
— «Да о том жеребце, про которого Каллаген рассказывал». Блер обложил Каллагена: «Он
же его мне обещал!» — «Так ведь хозяин-то не Каллаген, а Готри». Ну, и через два дня
приводит он к нам Готри обедать. Вечером я ему говорю: «Ну что, можно вас поздравить?
Купили жеребца?» Он здорово нагрузился и теперь уже обложил и Каллагена и Готри.
«Нет, — говорит, — не желает он его продавать». — «А вы не отступайтесь, — говорю, —
нет такой вещи, которую человек не захотел бы продать». — «Легко сказать — не
отступайтесь! Он о цене и говорить не желает». — «А вы поручите переговоры супруге, —
говорю, — с ней он артачиться не станет. Вот тогда-то он мне и врезал…»
— Ты же, вроде, сказал, он на тебя только замахнулся, — сказал шофер.
— Ну, он просто во время разговора махнул рукой, а я стоял рядом и как раз в эту
минуту случайно повернулся к нему лицом. Врезать он мне не хотел — знал: уложу на месте.
Я его предупреждал. Руку я все время держал в кармане, а в руке был револьвер. Словом,
после этого Готри стал бывать у нас чуть не каждую неделю, потому что я ему сказал, что
место у меня хорошее и терять его ради чужого дяди я не намерен, ради себя — другое дело.
Стал он, значит, бывать у нас каждую неделю. В первый раз она его не приняла. А потом
сижу я как-то, читаю газету — ты, между прочим, зря газет не читаешь, хоть иногда
просматривал бы, а то позабудешь, какое сегодня число, — и вдруг читаю, что этот самый
мальчишечка, студентик йельский, Аллен, спутался с актрисой, а из университета его
исключили — я так понимаю, за переход из любителей в профессионалы. Он, я так понимаю,
чихать на это хотел — он-то ведь еще раньше университет сам бросил. Я заметочку тут же
вырезал, и в это же самое утро Берки — мы с ней тоже большие приятели — положила ее на
поднос и отнесла ей вместе с завтраком. А днем ненароком заглянул Готри, и она его
приняла, а когда Берки ненароком вошла в комнату — уж не знаю, что ей там
понадобилось, — она увидела поцелуй взасос, прямо как в кино.
— И жеребец достался Блеру, — сказал шофер.
— Какой жеребец?
— Ну, тот, которого Готри не хотел ему продавать.
— Да как он мог продать его Блеру, ведь у него сроду лошадей не было, разве, может,
совсем уж настоящая кляча, из тех, что и за год от старта до финиша не доплетутся. И потом,