Page 115 - Собрание рассказов
P. 115

бесчисленные и растерянные, как заблудившиеся дети.
                     Они прошли к курительной. Старик первый заглянул в дверь.
                     — Порядок, — сказал он.
                     Выглядел он лет на шестьдесят, хотя, возможно, в действительности ему было сорок
               восемь, или пятьдесят два, или же пятьдесят восемь. Одетый в длинное пальто с воротником,
               некогда  сделанным  из  меха,  и  потрепанную  шапку,  он  напоминал  карикатуру  на
               какого-нибудь захолустного фермера. Башмаки на нем были от разных пар.
                     — Покуда здесь не так уж и людно. Стало быть, время есть.
                     Они стояли в курительной, куда вскоре заглянули еще трое мужчин и оглядели комнату
               с точно таким же видом, чуточку робко и чуточку воровато, причем казалось, что одежда их
               и даже лица точно так же пропахли супом из благотворительных столовых и  источали дух
               ночлежек,  опекаемых  Армией  спасения.  Потом  они  вошли;  старик  первый  двинулся  в
               дальний  конец  курительной,  меж  тяжелых,  массивных  скамей,  на  которых  сидели  уже
               какие-то мужчины, молодые, пожилые и старые, погруженные в задумчивость, похожие на
               пугала,  сорванные  и  занесенные  мимолетным  ветром  на  уступы  огромной  скалы.  Старик
               выбрал скамью, сел и подвинулся, давая место своему молодому спутнику.
                     — Раньше  я  думал,  что  ежели  сядешь  где-нибудь  посередке,  то,  может,  и  пронесет
               как-нибудь. Да потом оказалось, невелика разница, на которую скамейку сесть.
                     — Или лечь, это ведь все едино, — сказал молодой. На нем была армейская шинель и
               желтые  армейские  ботинки,  какие  можно  купить  в  так  называемых  армейских  лавках  за
               доллар  или  немногим  дороже.  Он  давно  уже  не  брился. —  А  ежели  лечь,  то  опять  же
               невелика разница, хоть дыши, хоть не дыши вовсе. Покурить бы сейчас. Не жрать я уж давно
               привык, а вот жить без курева, ей-ей, нипочем не привыкну.
                     — Ясное дело, — сказал старик. — Я бы тебя угостил с удовольствием. Только я сам
               без  табаку  сижу  с  тех  самых  пор,  как  уехал  во  Флориду.  Вот  странно:  не  курил  добрых
               десять  лет,  но  едва  вернулся  в  Нью-Йорк,  мне  перво-наперво  захотелось  подымить.  Ведь
               странно?
                     — Да, — сказал молодой. — В особенности ежели у тебя не было ни крошки табаку,
               когда опять пришло такое желание.
                     — В  то  время  мне  было  безразлично,  что  желание  есть,  а  табаку  нету, —  сказал
               старик. —  В  то время  мои  дела  хорошо шли.  Покуда  я  не… —  Он  умолк.  Старческое  его
               лицо  оживилось,  и  он  продолжал  словоохотливо,  без  тени  запальчивости,  смущения  или
               злости. — Досадно только, что я думал все это время, будто деньги на похороны в целости.
               Как только до меня дошло, что с Дэнни стряслась беда, я сразу же двинул в Нью-Йорк…

                                                              II

                     — А кто таков этот самый Дэнни? — спросил молодой.
                     — Разве  я  тебе  не  говорил?  Он  сын  моей  сестры.  У  нас  не  осталось  ни  роду,  ни
               племени, кроме сестры, Дэнни и меня. А ведь я с детства был хворый. Все думали, что я не
               жилец на свете. До пятнадцати лет
                     я два раза чуть не помер, на меня родичи уж рукой махнули, но я их всех пережил. Всех
               восьмерых  к  тому  времени,  когда  сестра  отдала  богу  душу  три  года  назад.  Поэтому  я  и
               перебрался  на  жительство  во  Флориду.  Думал,  здешние  зимы  меня  доконают.  Но  после
               смерти  сестры  я  три  зимы  перебедовал  тут,  и  хоть  бы  что.  Правда,  иной  раз  думается,
               человек  может  перенести  чего  угодно,  ежели  он  воображает,  будто  этого  ем>  никак  не
               перенести. А твое какое мнение?
                     — Не знаю, — сказал молодой. — Так что же там за беда стряслась?
                     _ Что?
                     — Ну с этим Дэнни, что за беда?
                     — Это  ты  брось,  я  про  Дэнни  худого  слова  не  скажу.  Он  неплохой  малый,  просто
               сумасбродный, по молодости лет. Но не плохой, право слово.
   110   111   112   113   114   115   116   117   118   119   120