Page 120 - Собрание рассказов
P. 120
Дэнни там не было, а другие мальчишки его зря обвинили. Он прямо обезумел. Адвокат
обещал сходить к друзьям Дэнни, которые его наняли, и попросить помощи.
«К черту, лучше уж пускай они… — говорит Дэнни. — Словом, ежели они думают, что
я им это спущу, пускай лучше…»
Но тут адвокат опять велел ему помолчать, как раньше, когда Дэнни говорил про те
деньги, которые его хозяин или не знаю уж кто посулил ему еще в Нью-Йорке. Ну а я
позвонил миссис Зайлич, чтоб не тревожить сестру, и попросил, чтоб сестра сходила к
мистеру Пинкскому. Через два дня получаю телеграмму от миссис Зайлич. Думается, миссис
Зайлич сроду не посылала телеграмм и не знала, что имеет право на десять слов, не считая
адреса, потому как там только и было сказано: «Вы с Дэнни приезжайте скорей миссис Софи
Зайлич Нью-Йорк».
Я ничего не понял, и мы поговорили об этом, и адвокат сказал, что лучше мне съездить
узнать в чем там дело, а он позаботится о Дэнни, покуда я не вернусь. Мы состряпали письмо
от Дэнни сестре, чтоб миссис Зайлич ей прочитала, отписали, что у Дэнни, мол, все хорошо и
благополучно…
V
Между тем в курительную вошел человек в железнодорожной форме. И только он
вошел, от него, хоть и непонятно откуда именно — то ли сзади, то ли сверху, — прозвучал
голос. И, хотя изъяснялся он человеческим языком, на человеческий голос это никак не
походило, слишком уж всеобъемлющ он был, чтобы принадлежать одному человеку, и в нем
сочетались суровость, безучастие и скука, казалось, то, что он говорит, его не интересует и
он сам себя не слушает.
— Ну вот, — сказал старик.
Старик и молодой обернулись, поглядели поверх скамей, и остальные тоже почти все
повернули головы, словно марионетки, которых дернули за одну ниточку. А человек в
железнодорожной форме медленно вошел в комнату и двинулся вдоль первой скамьи. Едва
он вошел, люди, сидевшие на этой скамье и на других скамьях начали вставать и уходить,
минуя его, словно пустое место; и он тоже шел так, будто вокруг никого не было.
— Видать, пора сматываться.
— Черта лысого, — сказал молодой. — Пускай сперва подойдет и потребует
предъявить. Ему за это деньги платят.
— Он меня поймал запрошлой ночью. Между прочим, уже во второй раз.
— Велика ли важность? Нынче поймает всего-навсего в третий. Ну, а дальше что было?
— Так вот, — сказал старик, — когда пришла телеграмма, я понял, что только одно и
остается. Миссис Зайлич не стала бы зря тратиться на телеграмму. Я не знал, что она там
сказала сестре. Знал только, что миссис Зайлич не имела времени писать письмо и хотела
сэкономить деньги на телеграмме, но не знала, что имеет право на десять слов, а почтовый
чиновник ее не надоумил. Поэтому я не знал, что там произошло. Даже не догадывался.
Понимаешь, это и было досадно.
Он снова обернулся, поглядел на железнодорожника, который переходил от скамьи к
скамье, а у него перед самым носом люди в пестрых обносках с истовой опрятностью нужды,
с истовым выражением терпеливого и неизбывного сиротства вставали и спешили к двери,
чудовищно и отвратительно уподобляясь летучим рыбам, которые спасаются от неумолимо
надвигающего корабля.
— Чего же тебе было досадно?
— Миссис Зайлич мне все рассказала. Я ведь оставил Дэнни в тюрьме. (Те друзья,
которые прислали к нему адвоката, на другой день его оттуда вызволили. А когда я снова
получил про него весточку, он был уже в Чикаго, устроился на хорошую работу. Тогда он и
прислал венок. А даже не знал, что он из тюрьмы вышел, покуда не стал его разыскивать,
чтоб сообщить про сестру). Но вот, стало быть, приезжаю я в Нью-Йорк. Еле наскреб денег