Page 190 - Собрание рассказов

человек в годах, ему трудно отказываться от старых привычек. Да, сэр. Вот как уехал из
дома, ни разу толком не позавтракал.
— А назад возвращаться не думаете? — спросил я.
— Да нет. Здесь мне хорошо. И жизнь тут простая. Никаких забот. С утра до ночи
делай что хочешь (раньше-то я чертежником работал у архитектора). Нет, назад мне ни к
чему.
Он посмотрел на меня. Лицо его стало сосредоточенным, настороженным, как у
ребенка, когда он хочет что-то рассказать, открыть какой-то секрет.
— Вовек не догадаетесь, где я ночую.
— Конечно не догадаюсь. Так где же?
— На чердаке. Вон над тем баром. Дом принадлежит Компании, и миссис Уидрингтон,
жена мистера Уидрингтона, управляющего, позволяет мне там спать. Высоко, тихо, только
вот крысы бегают. Но ведь в чужом доме распоряжаться не станешь. Правда, какой уж тут
дом, крысятник, да и только… Но это еще не все. — Он не сводил с меня глаз.
— Ни за что на свете не догадаетесь.
— Даже пробовать не стану, — сказал я.
Он все смотрел на меня.
— Я сейчас про свою постель говорю.
— Про постель? — переспросил я.
— Я же говорил, не догадаетесь.
— Что же делать, — сказал я. — Сдаюсь.
— Постель у меня — просто рулон толя.
— Чего?
— Толя.
Лицо его было ясным, умиротворенным, голос звучал спокойно и радостно.
— На ночь я раскатываю его и ложусь, а утром снова сворачиваю и ставлю в угол. И
пожалуйста — помещение убрано. Хорошо, правда? Ни тебе простыней, ни прачечных.
Захотел переехать, свернул постель, как зонтик, и неси под мышкой.
— Семьи у вас, выходит, нет? — спросил я.
— Нет. Здесь нет.
— А там, дома?
Миджлстон был совершенно спокоен. Даже не притворялся, будто что-то разглядывает
на столе. И глаза его не затуманились, хотя он ненадолго и задумался.
— Да, там, дома, у меня жена. Ей вряд ли подойдет здешний климат. Ей бы тут не
понравилось. Но живет она хорошо. Я аккуратно выплачивал за страховку; вносил много —
вы даже не поверите, что чертежник на семидесяти пяти долларах в неделю может столько
вносить. Вот бы вы удивились, если бы узнали, какая была страховка. А жена помогала мне
экономить; она хорошая женщина. Теперь все деньги достались ей. Что ж, она заслужила. И
потом, мне-то они на что?
— Возвращаться вы, значит, не собираетесь?
— Нет, — сказал он.
Он не сводил с меня глаз, в них снова появилось такое выражение, какое бывает у
ребенка, решившего в чем-то сознаться.
— Я кое-что натворил. Понимаете?
— Понимаю.
Он говорил спокойно.
— Нет! Совсем не то, о чем вы думаете. И не то, о чем думают вон те, — он кивнул в
сторону своих соотечественников. — Денег я сроду не крал. Я так и говорил Марте — это
жена моя, миссис Миджлстон, — деньги, я говорил, и заработать нетрудно, так чего же
рисковать? Работай, вот и все! Разве нам так уж туго приходится? — спрашивал я ее. —
Конечно, кое-кто живет и получше нашего. Да ведь каждому свое. Если уж родился
цыпленком, то, как ни пыжься, — орлом не станешь, все равно будешь курицей. Вот что я