Page 192 - Собрание рассказов

виноград, налетела буря, и домой он не вернулся. Жена нашла его только утром. Машину,
значит, снесло с дороги, она опрокинулась и придавила итальянца.
— А при чем тут участок? — спросил я.
— Да я просто рассказываю, что говорили. Местные думали, что все дело как раз в
участке. Правда, народ это темный, деревенский, может, потому так и думали. Но жить там
никто из них не хотел, и мистер Ван Дайминг купил землю по дешевке. Для миссис Ван
Дайминг купил. На забаву. Еще и чертежи не были готовы, как она понавезла целый поезд
народу — посмотреть на этот участок; а там даже сторожки нет, совсем ничего нет, только
лес, и луг зарос травой в человеческий рост, а на склоне холма спутанные виноградные лозы.
Встанет она рядом с другими богачами с Парк-авеню и давай показывать: тут вот будет дом
для гостей, похожий на Колизей, тут — гараж в виде Акрополя; виноградники я, мол,
начисто выкорчую, по склону холма будут спускаться сиденья — получится открытый театр,
где мы будем играть свои собственные пьесы, а на месте луга сделаю озеро и пущу по нему
римскую ладью с мотором — с тюфяками и подушками, чтобы можно было пировать лежа.
— А что говорил мистер Ван Дайминг?
— Молчал, наверно. Одно слово, муж. Как-то раз он сказал ей: «Постой-ка, Мэтти…»,
а она прямо в мастерской, перед всеми нами, поворачивается к нему и как отрезала: «Не смей
называть меня Мэтти!»
Миджлстон помолчал. Потом заговорил снова:
— Она была не аристократка, не из тех, что на Парк-авеню родились. Даже не из
Уэстчестера. Она родом из Покипси. В девичестве ее звали Лампкин. Но поди догадайся!
Когда ее снимали для газеты в фамильных бриллиантах Ван Даймингов, под снимком не
стояло, что миссис Ван Дайминг была когда-то мисс Матильда Лампкин из Покипси. Нет,
сэр. Даже газеты не осмеливались вспоминать об этом. И, судя по всему, мистер Ван
Дайминг тоже не осмеливался, разве что забудется, как в тот день в мастерской, когда она
его оборвала. Прямо и сказала: «Не смей называть меня Мэтти!» — а он притих, застыл на
месте, маленький такой — говорили еще, что он на меня похож — постукивает дорогой
сигарой по перчатке, а на лице такое выражение, будто надумал улыбнуться, а потом решил,
что не стоит.
Сначала они построили дом. И дом получился хоть куда — Ван Дайминг сам составлял
проект. На этот раз, видно, он сказал ей кое-что покрепче, а не просто Мэтти. И, видно, она
уже не ответила ему: «Не смей меня так называть!» А может, он пообещал ей не
вмешиваться в остальное. Дом и вправду хорошо получился. Он стоял на холме, у самого
леса. И был бревенчатый, но не весь. Он так пришелся к месту, будто уже век там стоял. Где
бревна нужны, были бревна, где их не надо, клали привозной кирпич или обшивали досками.
На месте стоял дом. Не лез в глаза. Понимаете, что я хочу сказать?
— Понимаю. Кажется, понимаю.
— Но ни во что другое Ван Дайминг уже не вмешивался — ни в ее озера, ни в
Акрополи.
Он напряженно вглядывался в меня.
— Иногда я думал…
— О чем же?
— Я уже сказал, что мы с ним были одного роста и вроде бы похожи…
Он не сводил с меня глаз.
— Вот мне и казалось, что мы могли бы поговорить по душам, хоть он и Ван Дайминг
со всякими там модными костюмами, акциями и железными дорогами, а я простой
чертежник из Бруклина, немолодой уже, и получаю всего семьдесят пять в неделю. Ну,
вроде, я в любое время мог бы рассказать ему, что у меня на душе, а он рассказал бы о себе,
и мы бы поняли друг друга. Поэтому я иногда и думал…
Он смотрел на меня пристально, испытующе.
— У мужчин бывает больше чутья, чем у женщин. Они лучше соображают, во что не
стоит совать нос. И не важно, истинно ли они там верующие или не истинно. Пусть хоть