Page 23 - Собрание рассказов

выглядел среди провинциалов в рубашках без воротничков, среди мрачных жующих
физиономий, болтал с нею, попивая кофе.
Она была не то чтобы неприступна: именно неуязвима. Потому-то и бесполезно было
сплетничать, когда у нас на глазах Сноупс пошел в гору, перерос этот ресторанчик и стал
вместе с майором Хокси заправлять городскими делами, а потом, меньше чем через полгода
после торжественного вступления Хокси в должность, Сноупс, который по всей видимости,
до переезда в город никогда и близко не видал ни единой машины, кроме разве точильного
круга, стал смотрителем городской электростанции. Миссис Сноупс по природе была из тех
женщин, чье доброе имя измеряется единственно успехами и богатством их мужей;
справедливости ради надо сказать, что другого повода для сплетен, кроме карьеры ее мужа в
бытность Хокси мэром города, попросту не было.
Но было все же нечто неуловимое: отчасти что-то в ее поведении и в лице; отчасти же в
том, что мы уже слышали о средствах, которыми пользовался Флем Сноупс. А может, то, что
мы знали или думали о Сноупсе, только и имело значение; может, то, что мы считали ее
тенью, на самом деле была просто его тень, падавшая на нее. Как бы там ни было, а когда мы
видели Сноупса и Хокси вместе, нам в головы сразу приходила мысль о нем и о супружеской
измене, и мы представляли себе, как они прогуливаются вдвоем да дружески болтают
промеж собой, рогоносец и любовник его жены. Может, как я уже говорил, виноват тут наш
город. И уж наверняка город виноват, ежели мысль о том, что они на дружеской ноге, бесила
нас больше, чем даже мысль об измене. Казалось, это недопустимый разврат, чудовищная
извращенность: мы могли бы если не простить измену, то хоть примириться с нею, будь они
врагами, как и положено по логике вещей и самой жизни.
Но они вовсе не были врагами. Хотя и друзьями мы все-таки тоже навряд ли могли бы
их назвать. У Сноупса вообще не было друзей; в городе не нашлось бы мужчины или
женщины, считая и Хокси, и саму миссис Сноупс, никого, кто, как мы думали, мог бы
сказать: «Я знаю, что у него на уме», — и меньше всего могли бы сказать это те люди, среди
которых мы то и дело его видели у печки в одной вонючей третьеразрядной бакалейной
лавчонке, где он любил посидеть часок-другой, слушая разговоры да помалкивая, два или
три вечера в неделю. И мы думали, что его жена, какая она там ни будь, в дураках его не
оставит. А сделать это удалось другой женщине, негритянке, на которой недавно женился
третьим браком Том-Том, кочегар, работавший на электростанции в дневную смену.
Том-Том был чернокожий: здоровенный, как бык, он весил двести фунтов, имел за
плечами шестьдесят лет от роду, хотя на вид ему нельзя было дать и сорока. За год перед тем
он взял третью жену, молодую женщину, которую содержал в строгости, словно
какой-нибудь турок, в хижине за две мили от города и от электростанции, где проводил
двенадцать часов каждые сутки, орудуя лопатой и кочергой.
Однажды под вечер он только успел выгрести шлак из топок и сидел на угольной куче,
отдыхал от трудов да покуривал трубочку, как вдруг приходит Сноупс, смотритель станции,
его наниматель и прямой начальник. Топки были вычищены, давление в котлах поднято, и из
предохранительного клапана в главном котле со свистом вырывался пар.
Тут входит Сноупс: невысокий человечек неопределенного возраста, широкоплечий и
коренастый, в белой рубашке, хоть и без воротничка, но на удивление чистой, и в клетчатой
кепке. Лицо круглое, гладкое и то ли совершенно непроницаемое, то ли попросту пустое.
Глаза цвета болотной воды; безгубый рот сжат в нитку. Непрестанно жуя, он глядит на
предохранительный клапан.
— Сколько весит вот этот свисток? — спрашивает он после короткого раздумья.
— Фунтов на десять потянет, никак не меньше, — отвечает Том-Том.
— Литая медь?
— Уж ежели это не литая медь, стало быть, я литой меди сроду не видывал, — говорит
Том-Том.
При этом Сноупс ни разу даже не взглянул на Том-Тома. Он все глядел, вскинув
голову, на клапан, который свистел тонко, пронзительно, выматывая душу. Потом сплюнул,