Page 36 - Собрание рассказов
P. 36

дыхание  да  слабое  пощелкивание  охлаждающегося  металла  в  машинах.  При  случайном
               соприкосновении казалось, что люди потеют всухую, ибо влага больше не выделялась из тел.
                     — Господи Иисусе! — раздался чей-то голос. — Надо уносить отсюда ноги.
                     Но  никто  не  шелохнулся,  пока  из  тьмы  спереди  не  донеслись  слабые  нарастающие
               шумы, и тогда люди вышли из машин и стали напряженно ожидать в неживой мгле. Затем
               послышались  иные  звуки:  удар,  шумный  выдох  с  присвистом  и  брань  Мак-Лендона,
               вполголоса.  Еще  с  секунду  постояли,  потом  бросились  навстречу.  Бежали  спотыкаясь,
               гурьбой, будто спасались от смерти.
                     — Кончайте  его,  кончайте  этого  подонка, —  шепнул  кто-то.  Мак-Лендон отшвырнул
               всех обратно.
                     — Не здесь, — сказал он. — Тащи его в машину.
                     — Прикончи его, сволочь черномазую! — бормотал кто-то.
                     Негра втащили в машину. Парикмахер ждал рядом. Он потел, и чувствовал, что сейчас
               его вырвет.
                     — Что стряслось, начальник? — сказал негр. — Я ничего худого не делал. Как перед
               богом, мистер Джон.
                     Кто-то  извлек  наручники.  Над  негром,  словно  над  пнем,  закопошились  —  молча,
               суетливо, мешая друг дружке. Тот покорно все сносил, а глаза его торопливо и беспрестанно
               перебегали с одного мутного лица на другое.
                     — Вы  кто, начальники? —  сказал  он,  наклонясь,  чтобы  всмотреться  в  лица, и  белые
               ощутили его дыхание, в нос им ударили испарения пота. Одного или двоих негр назвал по
               имени. — Так что же я, по-вашему, сделал, мистер Джон?
                     Мак-Лендон рванул дверцу машины.
                     — Садись! — сказал он.
                     Негр не тронулся с места.
                     — За что вы меня, мистер Джон? Я же ничего худого не делал. Белые, начальники, я
               ничего худого не делал, господь свидетель.
                     Он назвал по имени еще одного.
                     — Садись! —  сказал  Мак-Лендон.  Он  его  ударил.  Остальные  сухо,  с  присвистом,
               выдохнули воздух и принялись избивать негра как попало, а он закружился волчком и стал
               ругаться,  и  взметнул  закованные  руки  к  их  лицам,  и  угодил  парикмахеру  в  челюсть,  и
               парикмахер тоже его ударил.
                     — Сюда сажайте, — сказал Мак-Лендон.
                     На негра навалились. Он перестал сопротивляться, влез в машину и сидел тихо, покуда
               рассаживались остальные. Сидел между парикмахером и солдатом, стараясь не прикасаться к
               ним ни руками, ни ногами, торопливо и без устали переводя взгляд с лица на лицо. Крепыш
               примостился на подножке. Машина тронулась. Парикмахер прижал ко рту носовой платок.
                     — Что с тобой, Пинк? — сказал солдат.
                     — Ничего, —  сказал парикмахер. Вновь выбрались на шоссе и поехали в сторону от
               городка.  Из  пыли  вынырнул  второй  автомобиль.  Машины  продолжали  путь,  наращивая
               скорость; позади остались последние развалюхи городка.
                     — Черт побери, да от него воняет! — сказал солдат.
                     — Это  мы  уладим, —  сказал  коммивояжер,  с  переднего  сиденья,  рядом  с
               Мак-Лендоном.  Крепыш  на  подножке  выругался  в  горячий  встречный  ветер.  Внезапно
               парикмахер перегнулся через спинку сиденья и тронул Мак-Лендона за плечо.
                     — Выпусти меня, Джон, — сказал он.
                     — Прыгай,  куда  тебе.  Ты же негритосов  прямо обожаешь, —  сказал  Мак-Лендон,  не
               поворачивая головы. Он вел машину на полной скорости. За ними в пыли ярко светились
               расплывающиеся  фары  другого  автомобиля.  Мак-Лендон  свернул  на  узкую  проселочную
               дорогу. Ею давно не пользовались, и она была вся в ухабах. Вела она к заброшенной печи
               для  обжига  кирпича,  к  груде  бурого  шлака  и  бездонных  чанов,  опутанных  ползучими
               растениями  и  сорняком.  Когда-то  здесь  было  пастбище, —  до  тех  пор,  пока  в  один
   31   32   33   34   35   36   37   38   39   40   41