Page 39 - Собрание рассказов

— Сколько раз тебе говорить?
Он выпустил ее и то ли ударил, то ли просто отшвырнул в кресло, и она осталась там
лежать и молча смотрела, как он выходит из комнаты.
Он прошел через весь дом, на ходу срывая с себя рубашку, остановился на задней
веранде, темной, застекленной, голову и плечи обтер рубашкой и отбросил ее в сторону. Он
вынул из кармана пистолет и положил на ночной столик, и сел на кровать, и снял ботинки, и
встал, и стащил с себя брюки. Он опять потел, а потому нагнулся и стал яростно шарить в
поисках рубашки. В конце концов, он ее нашел, снова обтер тело и, прижавшись к стеклу,
стоя, часто и тяжело дышал. Вокруг — ни шороха, ни звука, ни даже мошки. Темный мир,
казалось, лежал поверженный под холодной луной и не смыкающими век звездами.

СМЕРТЕЛЬНЫЙ ПРЫЖОК

I

Аэроплан появился над городом вдруг, почти как видение. Летел он быстро: мы едва
успели его заметить, а он уже был на вершине мертвой петли, прямо над площадью, в
нарушение и городского и правительственного указов. И петля была неважная, ее сделали
будто со зла — небрежно и на предельной скорости, словно летчик был неврастеником, или
же очень спешил, или же (странное предположение, но у нас в городе живет бывший
военный летчик; он выходил с почты, когда появился аэроплан, летевший на юг; увидев
неважно выполненную мертвую петлю, он и высказал эту мысль) летчику хотелось
максимально сократить пролет, чтобы сэкономить бензин. Аэроплан вышел на вершину
петли с опущенным крылом, как будто собираясь сделать иммельман. Потом он сделал
полубочку, закончил петлю на три четверти и, завывая, на полном газу, все так же внезапно,
точно видение, исчез на востоке, в направлении аэродрома. Когда первые мальчишки туда
прибежали, аэроплан стоял на земле, в огороженном углу, на самом краю летного поля. Он
был неподвижен и пуст. Вокруг не было ни души. Он отдыхал, пустой, безжизненный, весь
побитый и заплатанный, неумело, в один слой выкрашенный мертвенно черной краской и
здесь похожий на привидение, будто сам по себе прилетел, сделал петлю и сел.
Наше летное поле еще в самом зачаточном состоянии. Город лежит на холмах, и
аэродром — бывшее хлопковое поле — занимает сорок акров бугров и оврагов: срыв и
засыпав их, удалось построить две взлетные дорожки крестом, сообразуясь с
господствующими ветрами. Сами по себе дорожки достаточно длинны, но аэродромом, как и
всем нашим городом, заправляют люди, которые уже были в годах, когда молодежь только
начинала летать, а поэтому вокруг дорожек кое-где тесновато. С одной стороны мешает купа
деревьев, которую владелец не позволил рубить; с другой — дворовые постройки фермера:
навесы, хлева, длинный сарай, крытый гнилой дранкой, и большая копна сена. Аэроплан
остановился у забора возле этого сарая. Мальчишки, негры и один белый вылезли на дороге
из фургона и молча глазели на двух человек, которые вдруг появились из-за сарая, — оба в
шлемах и сдвинутых на лоб защитных очках. Один был высокий, в грязном комбинезоне.
Другой — совсем низенький, в бриджах, обмотках и грязном, покрытом пятнами пальто,
выглядевшем так, будто оно промокло, а потом село. Этот заметно хромал.
Возле угла сарая оба остановились. Казалось, не поворачивая головы, они сразу
охватили всю картину. Высокий спросил:
— Что это за город?
Один из мальчишек ответил ему.
— Кто здесь живет? — спросил высокий.
— Живет? — переспросил мальчик.
— Кто заведует летным полем? Это частный аэродром?
— А-а, нет, городской. Они и заведуют.