Page 94 - Собрание рассказов

— Который совершил убийство? — с готовностью докончил дядюшка. — Мы пришли
сюда долгим зимним путем, чтобы узнать это. Если было так,
если белый человек действительно не падал со своего стремительного скакуна прямо на
острые камни, то племянник мой должен понести наказание. Мы считаем, что нехорошо
убивать белых, как каких-нибудь индейцев из племени чероки или крик.
С полным уважением, совершенно невозмутимо взирал он на двух ерзающих
субъектов, которые пытались провести его своими липовыми бумажками. В какой-то момент
сам президент вынужден был опустить глаза под его спокойным сонным взглядом. Впрочем,
министр смотрел на Дядюшку, высоко подняв голову и задиристо распушив хохолок.
— Почему бы им было не устроить скачки прямо через брод? — сказал он. — От воды
череп белого человека не пострадал бы столь роковым образом.
На мгновение подняв глаза, президент увидел тяжелое, странное лицо человека, мрачно
и спокойно глядевшего на министра. Но дядюшка тут же прервал молчание.
— Я согласен. Но этот белый наверняка потребовал бы с моего племянника плату за то,
чтобы открыть свой шлагбаум.
Здесь он рассмеялся весело, приятно и учтиво.
— Нет, правда, для него же было бы лучше пропустить моего племянника задаром. Но
теперь уже поздно об этом говорить.
— Да, — сказал президент довольно резко, так что все обернулись нему. Он поднес
перо к бумаге. — Как правильно пишется ваше имя — Уэддел или Видаль?
И снова раздался спокойный, безразличный голос:
— Можно Уэддел, можно Видаль. Пусть Белый Вождь называет нас так, как ему
приятнее. Мы ведь только бедные индейцы. Сегодня о нас помнят, а завтра позабудут.
Президент писал. Перо мерно скребло по бумаге, нарушая тишину, в которой
выделялся, пожалуй, лишь еще один слабый звук, исходивший от темной, неподвижной
группы людей, стоявших за дядюшкиной спиной. Он посыпал бумагу песком, сложил ее,
поднялся и застыл на мгновение, оглядывая безмолвную толпу, спокойно наблюдавшую за
ним, — солдат, не раз заставлявший людей повиноваться.
— Ваш племянник не повинен в этом убийстве. Вождь, которого я назначил стоять на
страже справедливости, говорит, чтобы он вернулся домой и никогда больше так не делал,
потому что в следующий раз вождь будет недоволен.
Его голос замер, и последовало гробовое, недоуменное молчание; даже тяжелые веки
дядюшки затрепетали, а в сумрачной толпе, стоящей за его спиной, шум, напоминающий
шуршанье морских волн о прибрежную гальку и обязанный своим происхождением жаре и
шерстистой материи, внезапно сменился тишиной. Потрясенный, дядюшка недоверчиво
спросил:
— Так, значит, мой племянник свободен?
— Свободен, — сказал президент.
Дядюшка обвел комнату недоуменным взглядом.
— Так быстро? Здесь? В этом доме? Я-то думал… Впрочем, это не важно.
Они посмотрели на него; лицо его опять приняло спокойное, загадочное,
непроницаемое выражение.
— Мы ведь только индейцы; конечно, белые люди очень заняты и не могут тратить
время на наши пустяки. Мы, наверное, и так уже доставили им чересчур много хлопот.
— Нет, нет, — быстро ответил президент. — Для меня мой индейский народ и мой
белый народ равны.
Но дядюшкин взгляд уже снова спокойно и беспрепятственно блуждал по комнате;
стоя плечом к плечу, президент и министр ощущали, как смутное чувство тревоги
зарождается в них обоих. Немного погодя президент сказал:
— А где, вы думали, будет проведено это заседание?
Дядюшка посмотрел на него.
_ Вождь будет смеяться. В своем неведении я полагал, что даже такое пустячное дело