Page 25 - Глазами клоуна

другой; и все то, что делало Генриэтту красивой и живой, кажется у него жалким и
застывшим. По нему никогда не скажешь, что он лучший физкультурник в классе, он
выглядит так, как выглядят мальчики, освобожденные от физкультуры. А ведь над кроватью
Лео висят штук пять спортивных грамот.
Он быстро шел ко мне, а потом вдруг остановился в нескольких шагах, слегка отставив
руки, висевшие как плети, и сказал:
— Ганс, что с тобой? — Он посмотрел мне в глаза, потом перевел взгляд чуть ниже,
будто заметил пятно; только тут я понял, что плачу. Я всегда плачу, когда слушаю Шопена
или Шуберта. Пальцем правой руки я смахнул слезы и сказал:
— Я не знал, что ты так хорошо играешь Шопена. Сыграй мазурку еще раз.
— Не могу, — ответил он, — мне пора в школу, на первом уроке нам скажут темы
сочинений на выпускных экзаменах.
— Я отвезу тебя на маминой машине, — предложил я.
— Не люблю я ездить на этой дурацкой машине, — сказал он, — ты же знаешь, как я
это ненавижу.
Мать тогда перекупила у одной из своих приятельниц спортивную машину, разумеется,
«просто за бесценок»; а Лео был страшно чувствителен ко всему, что выглядело как
пускание пыли в глаза. В дикую ярость его могло привести только одно: если кто-нибудь из
знакомых дразнил нас нашими богатыми родителями или же заискивал перед нами по той же
причине — тут он багровел и лез в драку.
— Пусть это будет в виде исключения, — сказал я. — Садись за рояль и сыграй. Тебе
совсем не интересно знать, где я ночевал?
Он покраснел, опустил глаза и сказал:
— Нет, не интересно.
— Я ночевал у одной девушки, — сказал я, — у одной женщины... у моей жены.
— Да? — спросил он, не подымая глаз. — Когда же была свадьба? — Он все еще не
знал, куда девать свои, висевшие как плети, руки, потом вдруг сделал попытку пройти мимо
меня, все так же не поднимая головы, но я удержал его за рукав.
— Я ночевал у Марии Деркум, — сказал я тихо.
Он высвободил руку, отступил на шаг и сказал:
— Бог ты мой, не может быть. — Он сердито посмотрел на меня и пробормотал что-то
невнятное.
— Что? — спросил я. — Что ты сказал?
— Я сказал, что мне теперь все равно придется ехать на машине... Ты меня довезешь?
Я ответил «да», положил ему руку на плечо и бок о бок с ним прошел через столовую.
Я хотел избавить его от необходимости глядеть мне в лицо.
— Иди за ключами, — сказал я, — тебе она даст... и не забудь захватить права. Кстати,
Лео, мне нужны деньги... у тебя еще есть деньги?
— На книжке, — сказал он, — можешь взять их сам?
— Не знаю, — ответил я, — лучше пошли мне.
— Послать? — спросил он. — Разве ты намерен уйти из дому?
— Да, — сказал я.
Он кивнул и начал подниматься по лестнице.
Только в ту минуту, когда он спросил меня, я понял, что решил уйти из дому. Я пошел
на кухню, где Анна встретила меня ворчанием.
— А я думала, что ты не будешь завтракать, — сердито сказала она.
— Завтракать не буду, — ответил я, — а вот кофе выпью.
Я сел за чисто выскобленный стол и начал смотреть, как Анна снимает с кофейника на
плите фильтр и кладет его на чашку, чтобы процедить кофе. Мы с Лео всегда завтракали
вместе с прислугой на кухне, сидеть по утрам в столовой за парадно накрытым столом было
слишком скучно. В то утро на кухне возилась только Анна. Наша вторая прислуга, Норетта,
поднялась в спальню к матери; она подавала ей завтрак и обсуждала с ней