Page 31 - Глазами клоуна
P. 31

4
                     — Frater tuus est  in refectorio , он ест,  — повторил старик громче,  — господа сейчас
               ужинают, а во время еды их нельзя беспокоить.
                     — Дело очень срочное, — сказал я.
                     — Смертельный случай? — спросил он.
                     — Нет, — ответил я, — почти смертельный.
                     — Стало быть, тяжелые увечья?
                     — Нет, — сказал я, — внутренние увечья.
                     — Вот оно что, — заметил он, и его голос смягчился, — внутреннее кровоизлияние.
                     — Нет, — сказал я, — душевная травма. Чисто душевная.
                     По-видимому, слово «душевная» было ему незнакомо: наступило ледяное молчание.
                     — Боже мой, — начал я снова. — Что тут непонятного? Ведь человек состоит из тела и
               души.
                     Он что-то пробурчал, казалось, выражая сомнение в правильности этого тезиса, а потом
               между двумя затяжками просипел:
                     — Августин... Бонавентура... Кузанус — вы вступили на ложный путь.
                     — Душа, — сказал я упрямо, — передайте, пожалуйста, господину Шниру, что душа
               его брата в опасности, и пусть он сразу же после еды позвонит ему.
                     —  Душа,  брат,  опасность,  —  повторил  он  безучастно.  С  тем  же  успехом  он  мог  бы
               сказать:  мусор,  моча,  молоко.  Вся  эта  история  начала  меня  забавлять:  как-никак  в  этой
               семинарии готовили людей, призванных врачевать души; хоть раз он должен был услышать
               слово «душа».
                     — Дело очень, очень срочное, — сказал я.
                     Он  ничего  не  ответил,  кроме  «гм»,  «гм»;  казалось,  ему  было  совершенно  невдомек,
               каким образом дело, связанное с душой, может быть срочным.
                     — Я передам, — сказал он. — Что вы там говорили о школе?
                     — Ничего,  — ответил я,  —  ровным счетом ничего. Школа здесь совершенно не при
               чем. Я употребил это слово, чтобы разобрать по буквам свою фамилию.
                     — Вы думаете, в школах теперь разбирают слова по буквам? Вы правда так думаете?
               —  Он  очень  оживился,  видимо,  я  наступил  на  его  любимую  мозоль.  Сейчас  слишком
               миндальничают, — закричал он, — слишком миндальничают!
                     — Конечно, — заметил я, — в школах надо почаще пороть.
                     — Не правда ли? — воскликнул он.
                     —  Безусловно,  —  сказал  я,  —  особенно  учителей  надо  пороть  чаще.  Вы  еще  не
               раздумали передать брату, что я звонил?
                     — Все уже записано  — срочное душевное дело. Школьная история. А теперь, юный
               друг, позвольте мне на правах старшего дать вам добрый совет.
                     — Пожалуйста, — согласился я.
                     —  Отриньте  Августина:  искусно  преподанный  субъективизм  —  это  еще  далеко  не
               богословие;  он  приносит  вред  молодым  умам.  Поверхностная  болтовня  с  примесью
               диалектики. Вы не обижаетесь на мои советы?
                     — Да нет же, — сказал я, — не медля ни секунды я брошу в огонь своего Августина.
                     — Правильно, — сказал он, ликуя. — В огонь его! Да благословит вас господь.
                     Я хотел было сказать «спасибо», но «спасибо» здесь казалось мне не к месту, поэтому я
               просто положил трубку и вытер пот. Я очень чувствителен ко всяким запахам; бьющий в нос
               запах  капусты  напряг  до  предела  мою  вегетативную  нервную  систему.  Я  стал  думать  о
               нравах  церковников:  очень  мило,  конечно,  что  в  их  заведении  такой  вот  старикан  может
               чувствовать  себя  полезным,  но  нельзя  же,  в  самом  деле,  сажать  у  телефона  —  именно  у
               телефона  —  глухого  и  вздорного  хрипуна.  Запах  капусты  запомнился  мне  еще  с
               интернатских времен. Один из патеров объяснил нам как-то, что капуста считается пищей,


                 4   Твой брат пребывает в трапезной (лат. ).
   26   27   28   29   30   31   32   33   34   35   36