Page 86 - Глазами клоуна
P. 86

— Не знаю, удастся ли мне изобразить дело так, чтобы он поверил. У меня не такая уж
               богатая фантазия.
                     Этого она могла не говорить:  я и то подумал, что она, пожалуй, самая тупая из всех
               дамочек, каких я только встречал.
                     — А что, если бы вы,  — сказал  я,  —  раздобыли мне ангажемент в здешний театр?..
               Конечно, на самые маленькие роли, я неплохо играю комических персонажей.
                     — Нет, нет, дорогой Ганс,  — возразила она, —  я и так уже боюсь запутаться в этих
               сложных интригах.
                     — Ну хорошо, — сказал я, — хочу вас только заверить, что я не откажусь от самых
               скромных сумм. До свиданья и большое вам спасибо. — Я повесил трубку, не дожидаясь ее
               ответа.
                     У  меня  шевельнулось  смутное  подозрение,  что  на  этот  источник  мне  нечего
               рассчитывать.  Она  была  слишком  глупа.  Да  и  интонация,  с  какой  она  произнесла  «он  не
               клюнет», насторожила меня. Не исключена возможность, что «субсидии попавшим в беду
               коллегам» она просто-напросто кладет себе в карман. Мне стало жаль отца, я пожелал ему
               красивую любовницу с более развитым интеллектом. И я все еще сокрушался, что не дал ему
               сварить  кофе.  Если  бы  отец  захотел  продемонстрировать  свое  искусство  на  кухне  Белы
               Брозен,  эта  безмозглая  дрянь,  наверное,  украдкой  усмехнулась  бы  и  покачала  головой
               наподобие сильно занятой школьной учительницы, зато потом начала бы лицемерно сиять и
               хвалить  его  за  кофе,  как  хвалят  собаку,  которая  по  собственной  инициативе  принесла
               хозяину камень. Отходя от телефона к окну, я почувствовал, что все у меня внутри кипит; я
               открыл окно и выглянул на улицу; меня пугала мысль, что мне еще придется когда-нибудь
               прибегнуть  к  помощи  Зоммервильда.  И, вдруг  я  вытащил  из  кармана  свою  единственную
               марку и швырнул ее в окно; в ту же секунду я пожалел об этом и начал искать ее глазами, но
               так  и  не  нашел;  мне  показалось,  что  монетка  упала  на  крышу  трамвая,  который  как  раз
               проезжал мимо дома. Я взял со стола бутерброд и съел его, все так же глядя на улицу. Было
               уже  больше  восьми,  я  пробыл  в  Бонне  почти  два  часа,  успел  поговорить  с  шестью  так
               называемыми близкими друзьями, побеседовал с отцом и с матерью, а в итоге у меня стало
               на  целую  марку  меньше,  чем  по  приезде  сюда.  Я  с  радостью  спустился  бы  вниз,  чтобы
               разыскать  монетку,  но  стрелка  часов  уже  подбиралась  к  половине  девятого:  Лео  мог
               позвонить или прийти с минуты на минуту.
                     Марии теперь все нипочем, она в Риме, в лоне своей церкви, у нее сейчас одна забота:
               какой  туалет  надеть  на  аудиенцию  к  папе.  Дабы  разрешить  ее  сомнения,  Цюпфнер
               раздобудет  ей  фотографию  Жаклин  Кеннеди  и  купит  испанскую  мантилью  и  вуаль;
               как-никак, а Мария является ныне чем-то вроде «first lady» немецкого католицизма. Я тоже
               поеду в Рим и испрошу аудиенцию  у папы. Папа напоминает мне чем-то старого мудрого
               клоуна;  ведь  что  ни  говори,  а  родина  Арлекина  —  Бергамо;  сам  Геннехольм  может  это
               засвидетельствовать,  а  уж  он-то  все  знает.  Я  объясню  папе,  что  мой  брак  с  Марией,
               собственно  говоря,  потерпел  крушение  из-за  того,  что  я  не  зарегистрировал  его  в
               официальных  инстанциях,  и  попрошу  папу  рассматривать  меня  как  своего  рода  антипода
               Генриху  Восьмому:  тот  был  ревностным  католиком,  склонным  к  полигамии,  а  я  человек
               неверующий, склонный к моногамии. И расскажу ему, как много мнят о себе эти пошляки,
               ведущие  деятели  немецкого  католицизма; пусть он не обольщается  на  их  счет.  А  потом  я
               исполню ему несколько моих пантомим  — самые легкие, приятные вещицы, такие, как «В
               школу и домой»; только не «Кардинала»: это может его огорчить, ведь он и сам был когда-то
               кардиналом... А уж кому-кому, а ему я не хотел причинить боль.
                     Каждый раз я становлюсь жертвой собственной фантазии; я так ясно представляю себе
               аудиенцию у папы: вот я опустился на колени, чтобы он благословил меня — неверующего;
               а  у  дверей  замерли  швейцарцы-гвардейцы,  и  какой-то  монсеньер  благосклонно,  хоть  и
               чуть-чуть криво, улыбается... я так ясно вижу все это, что уже сам верю, что побывал у папы.
               Наверное,  я  почувствую  искушение  рассказать  Лео,  что  ездил  к  папе  и  получил  у  него
               аудиенцию.  В  эту  минуту  я  действительно  был  у  папы,  действительно  видел  его  улыбку,
   81   82   83   84   85   86   87   88   89   90   91