Page 85 - Глазами клоуна

судя по ее душераздирающим всхлипываниям, она была довольно сентиментальной особой,
не исключено, что она захочет потолковать и о Марии.
— На самом деле, — повторил я не очень убежденным тоном, ибо мне показалось
подозрительным ее желание изобразить продажных женщин такими уж презренными
тварями, — на самом деле я никогда не сомневался в вашем благородстве и никогда не думал
о вас дурно. — Это было чистой правдой. И кроме того, — я с удовольствием назвал бы ее
просто по имени, но это ужасное имя «Бела» застряло у меня в глотке, — и кроме того, мне
уже, слава богу, под тридцать. Вы слушаете?
— Да, — она вздыхала и всхлипывала на своей вилле в Годесберге так, словно стояла
на коленях в исповедальне.
— Попытайтесь только внушить ему, что мне до зарезу нужны деньги.
— Мне кажется, — сказала она каким-то безжизненным голосом, — было бы
недипломатично говорить с ним об этом прямо. Все, что касается его семьи... вы понимаете...
все это для нас табу... Однако существует другой путь.
Я молчал; она уже почти не всхлипывала, просто шмыгала носом.
— Иногда, — начала она снова, — он дает деньги для моих нуждающихся коллег. И в
этом вопросе он предоставляет мне полную свободу и... как вы считаете, если бы я передала
эти небольшие суммы вам, как нуждающемуся коллеге — в данный момент, конечно, —
ведь это было бы в порядке вещей?
— Я и впрямь нуждающийся коллега, и деньги необходимы мне не только в данный
момент, но по крайней мере еще полгода. Только прошу вас, скажите, что вы понимаете под
небольшой суммой?
Она откашлялась, снова воскликнула «о!», но уже не сопроводив его красивой руладой,
и ответила:
— Обычно речь идет о незначительных суммах, но по совершенно конкретным
поводам: например, кто-нибудь умирает, или кто-нибудь заболел, или артистка ждет
ребенка... Я хочу сказать, что речь идет не о постоянном субсидировании, а, так сказать, о
единовременной помощи.
— В каких размерах? — спросил я.
Она ответила не сразу, и в это время я старался представить себе ее. Я видел Белу
Брозен лет пять назад, когда Марии удалось затащить меня в оперу. Госпожа Брозен
исполняла партию деревенской девушки, соблазненной графом; я еще подивился тогда вкусу
отца. Она была среднего роста и довольно плотная; волосы у нее, видимо, были светлые, а
грудь, как это водится у оперных певиц, приятно колыхалась; она пела, прислоняясь то к
стене деревенской хижины, то к крестьянской телеге, а под конец опираясь на вилы; и ее
красивый сильный голос лучше всего передавал простейшие душевные эмоции.
— Алло! — закричал я. — Алло!
— О-о! — сказала она, и ей снова удалось вывести красивую, хотя и негромкую руладу.
— Вы ставите вопрос ребром.
— В моем положении иначе нельзя, — сказал я. Мне стало не по себе: чем дольше она
молчала, тем меньше будет названная сумма.
— Ну, — сказала она наконец, — суммы колеблются между десятью и примерно
тридцатью марками.
— А что, если вы изобретете некоего коллегу, который попал в исключительно тяжелое
положение? С ним, скажем, только что произошел несчастный случай, и ему не повредили
бы марок по сто в течение нескольких месяцев.
— Дорогой мой, — сказала она тихо, — неужели вы хотите, чтобы я стала
обманщицей?
— Но почему же, — удивился я. — Со мной на самом деле произошел несчастный
случай... и разве мы с вами не коллеги? Разве мы оба не артисты?
— Попытаюсь, — сказала она, — но не уверена, что он клюнет.
— Что? — воскликнул я.