Page 12 - Хождение по мукам. Хмурое утро

Добрые люди подобрали Анисью, стонущую в беспамятстве у атаманова крыльца,
положили ее у себя и выходили. Когда, спустя несколько недель, она стала понимать, –
рассказали ей про детей. В станице Анисье делать больше было нечего, – так она и
сказала добрым людям. Была уже осень. От мужа – никаких вестей. Жить ей не хотелось.
Она ушла, – от станицы к станице, побираясь под окнами. Добралась до железной дороги
и попала, наконец, в Астрахань, где ее взяли на пароход коком, потому что в прошлый
рейс кок сошел на берег и не вернулся.

Такой случай из своей жизни рассказала Анисья Назарова.

– Спасибо вам, товарищи, – сказала она, – узнайте мое горе, спасибо вам…
Вытерла передником глаза и ушла в камбуз. Моряки, обхватив жиловатыми руками
колени, нахмурясь, долго еще молчали. Иван Ильич отошел и лег в сторонке. Сдерживая
вздохи, думал: «Вот встречаешь человека и проходишь мимо рассеянно, а он перед
тобой, как целое царство в дымящихся развалинах…»

Понемногу от впечатлений рассказа этой женщины он перекинулся к своим
огорчениям, – их он глубоко прятал от всех, от самого себя в первую очередь. Мало у
него было надежды когда-нибудь еще раз встретиться с Дашей. Правда, человек живуч,
ни один зверь не вынесет таких ран, таких бедствий. Но ведь пространство-то какое! Где
теперь искать Дашу в потоке миллионов, хлынувших на восток. Старый дурень, доктор
Булавин, чего доброго, еще махнет с ней за границу.
Покачивая головой, вздыхая от жалости, он вспоминал Дашины пристрастия к
душевному комфорту, к изяществу, ее холодноватую пылкость, как кипение ледяного
вина. «Не по силам ей было, не по силам… Выращена в теплице, и – на вот тебе – подул
такой мировой сквознячище… Бедная, бедная, тогда в Питере, после смерти ребенка,
отказывалась жить, – угасала в холодных сумерках…»
О том, что случилось с ней после Питера, Иван Ильич знал только по наспех
прочитанному ее письму. Несомненно, Даша много пережила после Питера, многое
поняла… С какою страстью тогда, спасая его от сыщиков, подтащила к окошку: «Верна
буду тебе до смерти. Беги, беги…» Запах ее тонких русых волос, когда прильнула к нему,
Иван Ильич не забыл и никогда не забудет. Странная, чудная, обожаемая женщина…
«Ну, что ж, на том и покончим с воспоминаниями…»
Погода начала портиться. Волга потемнела, с севера поднялись грядами скучные,
холодные тучи, засвистел ветер в тросах низенькой мачты. Не пришвартовываясь,
проплыли Камышин, захолустный деревянный городок с оголенными садами на холмах.
Сейчас же за Камышином начинался царицынский фронт.