Page 64 - Хождение по мукам. Хмурое утро

– Затем вас и посылаю, чтобы дали. Посылаю без оружия, товарищи.
– Оно и ни к чему, – проворчал Латугин.

– Без него бойче будешь доказывать, – сказал Байков, подмигнув. – Не к врагам едем, – к
своим.

– И к своим, и к врагам, – сурово сказал Иван Гора.
– Слушай, комиссар, – сказал Задуйвитер, – я не прячусь, заметь это. Но не наше все-
таки это дело – в чужие амбары лазить. Противно.
– А ты как думаешь, Латугин?

– Не лезь ты ко мне в душу, Иван… Привезем тебе хлеб и – точка.
– А ты, Байков?

– А я помор, я человек артельный.
– Товарищи, вот для чего я вас позвал. – Иван Гора положил большие руки на стол и стал
говорить тихим голосом, как батька с сыновьями: – Хлебная монополия – это становая
жила революции. Отмени сейчас монополию, – сколько бы мы пота и крови своей ни
проливали, – хозяином окажется кулак. Не прежний лавочник, с ведерным самоваром,
но – подкованный, в семи щелоках вываренный, каленый…
– Да какой – кулак, кулак? – крикнул Задуйвитер. – Растолкуй ты мне. У меня в хозяйстве
две коровы. Кто я?
– Не в коровах дело, а чья будет власть? Деревенский кулачок день и ночь об этом
думает. Он и работника отпустил, он и корову зарезал, и землю осенью не пахал, и на
митингах кричит, голосует за Советы. Он крепенький, как блоха.
– Хорошо, Иван… Я домой вернулся, купил еще корову или пару волов. Тогда как?

– А ты волей или неволей пошел в Красную Армию?
– Ну, волей, – согласился Задуйвитер.

– Тогда волов не купишь…

– Почему? Не знаю – почему бы мне не купить волов.
– Интерес у тебя должен быть шире, не из-за этих же двух волов ты взял винтовку…
– Да купит он волов, – сказал Латугин, – чего ты его мучаешь. Говори дальше.

Иван Гора качнул головой, усмехаясь:

– Спорить не стану, а хочется в человека верить. Ну, ладно… Какая же задача у этого
класса? Задача у кулака – перехватить хлебную торговлю. Революция ему раскрыла
глаза, он уж теперь не деревенскую лавчонку, не кабак видит во сне, – видит элеваторы
да пароходы. Если он революцию оседлает, поработаешь ты на него, Задуйвитер, до
кровавого пота, и твои волы будут его волы. Он и монополию думает повернуть к своей
выгоде. Был случай, – приезжаем мы в село с продотрядом; как ни бьемся, – все мимо:
вражда, никакие слова не действуют. Ихний кровопивец, Бабулин, – в плохоньком
тулупчике, в худых валенках, ласковый, смирный, только все бороденку покусывает…
Что, думаю, такое? Мы в амбары к нему, – там ни зерна. Само собой, порыли, – ничего
нет. На скотном дворе – паршивенькая лошаденка да две коровьих шкуры под крышей.
Что же он сделал? Узнал, сукин кот, о нашем приезде, пошел по мужичкам: «Ах да ах,
царские исправники вас так не мучили, как мучает советская власть. Мне-то, говорит,
все равно, я к дочери в город переберусь, дочь моя – за председателем исполкома, а вы –
уж не знаю – как этот год переживете. Большевики все берут, и солому у вас с крыш
возьмут для Красной Армии… Бог любит милостливых, – идите, братцы, ко мне в амбары,
берите хлеб до последнего зерна, живы будем – сосчитаемся…» Расписочки все-таки он с
них взял, но – благодетель… Нам он ничего не дал, а зерно свое с мужиков вернет вдвое.
Он мал, да он – везде, его много. Справиться с ним нелегко. Он тысячу лет сидит у