Page 86 - Хождение по мукам. Хмурое утро

Махно ему – сейчас же:
– Тут мы разошлись, товарищ Черный. Мелкие предприятия я не разрушаю, артели я не
разрушаю, крестьянское хозяйство не разрушаю…
– Значит, вы такой же трус, как этот большевик.

– Ну зачем, в трусости его не упрекнешь, – сказал Чугай и одобрительно подмигнул
Нестору Ивановичу (испитое лицо у того было красное, как от жара углей). – Крови
своей Нестор Иванович не жалел, это известно… Здорово живешь мы его вам не
отдадим… За него будем драться.
– Драться? Начинайте. Попытайтесь, – неожиданно спокойно проговорил Леон Черный, и
клочья бороды на его щеках улеглись. Рассеянно и жадно он занялся паштетом. Чугай
покосился на Рощина, – тот равнодушно курил, подняв глаза к потолку. Нестор Иванович
оскалил большие желтые зубы беззвучным смехом. «Так, понятно, сговор», – подумал
Чугай. Стул под ним заскрипел. Помимо того, что надо было выполнить наказ
главковерха – склонить Махно на совместные действия, – в первую голову против
Екатеринослава, – Чугай имел все основания опасаться тяжелых организационных
выводов в случае неудачного спора с этим анархистом, обглодавшим, наверное, не одну
сотню толстенных книг. Не нравился ему и молчаливый деникинец, тоже – по морде
видно – из интеллигентов. Что он из батькиного штаба, Чугай, конечно, не верил.
Он плотней надвинул шапочку на затылок.

– Я вам задам вопрос.
Леон Черный, – с набитым ртом:

– Пожалуйста.
– Товарищ Ленин сказал: через полгода в Красной Армии будет три миллиона человек.
Можете вы, Леон Черный, мобилизовать в такой срок три миллиона анархистов?
– Уверен.

– Аппарат у вас имеется для этой цели, надо понять?
– Вот мой аппарат. – Леон Черный указал вилкой на Махно.

– Очень хорошо. Остановимся на этой личности. Вы, значит, снабжаете Нестора
Ивановича оружием и огнеприпасами на три миллиона бойцов, само собой – амуницией,
продовольствием, фуражом. Лошадей одних для такой армии понадобится полмиллиона
голов. Это все имеется у вас, надо понимать?
Леон Черный отсунул от себя опустевшую жестянку. Лоб его собрался мелкими
морщинами.
– Слушайте, матрос, цифрами меня не запугаете. За вашими цифрами – пустота, убогие
попытки заштопать гнилыми нитками эту самую Россию, рвущуюся в клочья. Скрытый
национализм! Три миллиона солдат в Красной Армии! Запугал! Мобилизуйте тридцать.
Все равно подлинная, священная революция пройдет мимо ваших миллионов мужичков-
собственников, декорированных красной звездой… Наша армия, – он стукнул
кулачком, – это человечество, наши огнеприпасы – это священный гнев народов, которые
больше не желают терпеть никаких государств, ни капитализма, ни диктатуры
пролетариата… Солнце, земля и человек! И – в огромный костер все сочинения от
Аристотеля до Маркса! Армия! Пятьсот тысяч лошадей! Ваша фантазия не поднимается
выше фельдфебельских усов. Дарю их вам. Мы вооружим полтора миллиарда человек.
Если у нас будут только зубы и ногти и камни под ногами, – мы опрокинем ваши армии, в
груду развалин превратим цивилизации, все, все, за что вы судорожно цеплялись,
матрос…
«Эге, старичок-то легкий», – подумал Чугай, следя, как Махно, вначале весь
вытянувшийся от внимания, опускал плечи и румянец угасал на его впавших щеках: он
переставал понимать, учитель отрывался от здравого смысла.