Page 7 - Котлован

дребезжащее состояние радости. Тревожные звуки внезапной музыки давали чувство
совести, они предлагали беречь время жизни, пройти даль надежды до конца и достигнуть
ее, чтобы найти там источник этого волнующего пения и не заплакать перед смертью от
тоски тщетности.
Музыка перестала, и жизнь осела во всех прежней тяжестью.
Профуполномоченный, уже знакомый Вощеву, вошел в рабочее помещение и попросил
всю артель пройти один раз поперек старого города, чтобы увидеть значение того труда,
который начнется на выкошенном пустыре после шествия.
Артель мастеровых вышла наружу и со смущением остановилась против музыкантов.
Сафронов ложно покашливал, стыдясь общественной чести, обращенной к нему в виде
музыки. Землекоп Чиклин глядел с удивлением и ожиданием — он не чувствовал своих
заслуг, но хотел еще раз прослушать торжественный марш и молча порадоваться. Другие
робко опустили терпеливые руки.
Профуполномоченный от забот и деятельности забывал ощущать самого себя, и так
ему было легче; в суете сплачивания масс и организации подсобных радостей для рабочих он
не помнил про удовлетворение удовольствиями личной жизни, худел и спал глубоко по
ночам. Если бы профуполномоченный убавил волнение своей работы, вспомнил про
недостаток домашнего имущества в своем семействе или погладил бы ночью свое
уменьшившееся, постаревшее тело, он бы почувствовал стыд существования за счет двух
процентов тоскующего труда. Но он не мог останавливаться и иметь созерцающее сознание.
Со скоростью, происходящей от беспокойной преданности трудящимся,
профуполномоченный выступил вперед, чтобы показать расселившийся усадьбами город
квалифицированным мастеровым, потому что они должны сегодня начать постройкой то
единое здание, куда войдет на поселение весь местный класс пролетариата, — и тот общий
дом возвысится над всем усадебным, дворовым городом, а малые единоличные дома
опустеют, их непроницаемо покроет растительный мир, и там постепенно остановят дыхание
исчахшие люди забытого времени.
К бараку подошли несколько каменных кладчиков с двух новостроящихся заводов,
профуполномоченный напрягся от восторга последней минуты перед маршем строителей по
городу; музыканты приложили духовые принадлежности к губам, но артель мастеровых
стояла врозь, не готовая идти. Сафронов заметил ложное усердие на лицах музыкантов и
обиделся за унижаемую музыку.
— Это что еще за игрушку придумали? Куда это мы пойдем — чего мы не видали!
Профуполномоченный потерял готовность лица и почувствовал свою душу — он
всегда ее чувствовал, когда его обижали.
— Товарищ Сафронов! Это окрпрофбюро хотело показать вашей первой образцовой
артели жалость старой жизни, разные бедные жилища и скучные условия, а также кладбище,
где хоронились пролетарии, которые скончались до революции без счастья, — тогда бы вы
увидели, какой это погибший город стоит среди равнины нашей страны, тогда бы вы сразу
узнали, зачем нам нужен общий дом пролетариату, который вы начнете строить вслед за
тем…
— Ты нам не переугождай! — возражающе произнес Сафронов. — Что мы — или не
видели мелочных домов, где живут разные авторитеты? Отведи музыку в детскую
организацию, а мы справимся с домом по одному своему сознанию.
— Значит, я переугожденец? — все более догадываясь, пугался
профуполномоченный. — У нас есть в профбюро один какой-то аллилуйщик, а я, значит,
переугожденец?
И, заболев сердцем, профуполномоченный молча пошел в учреждение союза, и оркестр
за ним.
На выкошенном пустыре пахло умершей травой и сыростью обнаженных мест, отчего
яснее чувствовалась общая грусть жизни и тоска тщетности. Вощеву дали лопату, он сжал ее
руками, точно хотел добыть истину из земного праха; обездоленный, Вощев согласен был и