Page 12 - Живые и мертвые

Они прошли два километра по лесной дороге, до ее пересечения с Минским шоссе.
Синцов все ждал, что они остановятся у одной из спрятанных под деревьями машин и поедут
на ней; он пропустил мимо ушей слова батальонного комиссара про сгоревшую в машине
шинель. И только когда они вышли на Минское шоссе, по которому от времени до времени
проносились грузовики, и пограничник сказал: «Сейчас проголосуем до Орши», – Синцов
понял, что у батальонного комиссара нет никакой машины и они будут добираться на
попутной.
– Пройдите двести шагов вперед, а я стану здесь, – сказал пограничник. – Если не
задержу я, задерживайте вы.
Синцов, отойдя на двести шагов, хорошо видел, как батальонный комиссар несколько
раз пробовал останавливать машины. Поднимал руку и сам Синцов, но машины пролетали
мимо. Наконец он увидел, как пограничник остановил грузовик и, открыв дверцу кабины,
стал говорить с сидевшими внутри.
Синцов сорвался с места – бежать к машине. В эту секунду раздался рев пикирующего
самолета. Синцов привычно бросился на землю, успев почувствовать душный запах
нагретого асфальта. Когда, пролежав несколько секунд, он повернул голову, на дороге не
было ни грузовика, ни стоявшего рядом с ним пограничника. Бомба прямым попаданием
ударила в машину, на асфальте дымилась воронка, кругом лежали куски изогнутого железа,
а по шоссе навстречу Синцову катилось оторванное колесо. Прокатившись еще несколько
шагов, словно оно хотело подъехать к самым его ногам, колесо покачнулось и упало,
скрежетнув железом по асфальту.
Синцов стоял один на Минском шоссе, мимо него неслись машины, и на душе у него
была такая тоска, что только перешедшая все границы усталость помешала ему закричать
или разрыдаться.
Пройдя засветло еще несколько километров, Синцов, как и тысячи других людей,
проспал ту ночь в придорожной канаве, положив пилотку под голову и закрыв лицо
поднятым воротником шинели. Он проспал несколько часов мертвым сном, не слыша ни
рева проносившихся по шоссе машин, ни грохота ночной бомбежки, и проснулся оттого, что
кто-то, отогнув воротник шинели, трогал рукою его лицо.
– Нет, этот живой, – сказал голос.
Синцов открыл глаза и сел. Перед ним стояли два мальчика лет по шестнадцати, одетые
в чистенькие шинельки артиллерийской спецшколы, со скрещенными золотыми пушечками
на черных петлицах. Наверное, так же как и Синцов, они давно ничего не ели: у них были
похудевшие детские лица и отчаянные глаза. Оба были похожи на галчат, выброшенных из
гнезда прямо на дорогу.
– Что вы, ребята? – спросил Синцов, вставая. – Куда идете?
Мальчики ответили, что они ездили в Смоленск, на подготовку к летнему спортивному
параду, а сейчас возвращаются к себе в спецшколу, в Борисов.
– А где это? – спросил Синцов. – В самом Борисове?
Они сказали, что нет, еще дальше, шестнадцать километров в сторону Минска.
– По-моему, там сейчас немцы, – сказал Синцов. – Я там вчера был.
Мальчики недоверчиво посмотрели на него, потом один из них отвел глаза. Синцов
проследил за его взглядом и увидел в двухстах метрах, на обочине, несколько неподвижных
тел, а посреди дороги воронку, которую как раз сейчас объезжала мчавшаяся на восток
машина. Когда он вчера заснул, здесь никто не лежал, – значит, ночью совсем близко упала
бомба, кого-то убило, а он даже не проснулся.
– Мы думали, вы тоже убиты, – сказал один из мальчиков. – Куда же нам идти?
– Мы все-таки пойдем к себе в школу, – сказал другой. – Не может быть, чтобы там
были немцы.
Синцову так и не удалось переубедить их. Они ему не поверили, но очень
обрадовались, когда он, нащупав в кармане шинели банку консервов, которую ему вчера дал
военюрист, предложил им поесть перед дорогой. В банке оказались кильки, и они втроем