Page 172 - Живые и мертвые

Синцов пришел сюда прямо из метро и потому, что его потянуло сюда, и потому, что у
него были основания: Елкин сам велел ему зайти еще раз, если он не найдет Юферева. Он не
нашел вчера Юферева и вот пришел сюда еще раз. Он открыл дверь в вестибюль.
Милиционер сидел на прежнем месте, только щека и глаз были у него забинтованы.
«Наверное, поранило стеклами», – догадался Синцов.
– Как бы вызвать товарища Елкина? – спросил он, подходя к милиционеру. – Он сказал,
что его можно вызвать.
– Нет его. Раненый. В госпитале, на перевязке…
– А когда он будет?
Милиционер пожал плечами.
Синцов стоял перед ним, не зная, что делать. Он пришел, почему-то уверенный в
успехе. Он увидит Елкина; тот, как и обещал, уже звонил Юфереву; сейчас он прямо отсюда
попадет к райвоенкому, и так или иначе его судьба решится. И вдруг все снова выходило не
так.
Что же делать? Ждать здесь Елкина, идти искать Юферева или возвратиться на
Крымскую площадь?
С минуту он простоял в нерешительности, глядя на пол, засыпанный мелким стеклом, а
когда поднял голову, то увидел елкинского соседа по комнате. Малинин шел мимо, по
коридору, большой, угрюмый, глядя в одну точку перед собой, и, обернув носовым платком
ручку, нес алюминиевую кружку. Он шел, ни на кого не глядя, но, проходя мимо Синцова,
вдруг повернулся так, словно еще издалека смотрел в его сторону.
– Чего опять пришел? – спросил он своим ворчливым голосом. – Не нашел Юферева?
Синцов молча покачал головой.
– К Елкину пришел? Нет Елкина, – продолжал Малинин с таким выражением лица,
словно ему было приятно сообщить это Синцову.
– А вы не знаете, – спросил Синцов, – он не говорил насчет меня с военкомом?
– Ничего он не говорил, забыл… – как нечто само собой разумеющееся, сказал
Малинин. И совершенно неожиданно для Синцова буркнул милиционеру: – Пропусти ко
мне. Пойдем!
Так они и вошли во вчерашнюю комнату, – впереди Малинин с кружкой кипятка в
руках, а сзади Синцов, недоумевающий, зачем его позвал этот угрюмый человек.
– Садись! – кивнул Малинин на топчан и, поставив кружку на подоконник,
прислонился к стене.
Его собственная койка была уже по-солдатски, без единой морщинки, заправлена,
поэтому он и не сел на нее.
– А что, сильно ранило его? – кивнув на пустой топчан и имея в виду Елкина, спросил
Синцов.
– По шее полоснули… До свадьбы заживет!
– Осколком или стеклом?
– Финкой, – отозвался Малинин и, увидев глаза Синцова, добавил недовольно: – Чего
удивился? Думаешь, в Москве сейчас финки в ход не идут? Шпана московская тоже не спит,
свое дело делает… А Елкину, конечно, нос нужно сунуть… – не то с похвалой, не то с
осуждением сказал Малинин. – Проезжал ночью, увидел: магазин потрошат – ну и наган в
пятерню: руки вверх!.. Вот и резанули финкой. Хорошо, не один был – положили шпану на
месте!
Теперь можно было понять, что Малинин одобряет действия Елкина, а говорит все это
недовольным тоном просто по привычке.
– А ты чего удивился? – снова спросил он Синцова. – В такое время, по закону
природы, все дерьмо на поверхность лезет. Глядишь иногда и думаешь: неужто все ведро с
дерьмом? Нет, неправда, шалишь!
Он, видимо, вспомнил что-то крайне разволновавшее его и не мог остановиться:
– И клопы старого режима тоже поближе к щелям держатся, чтоб выползти в случае