Page 181 - Живые и мертвые

Плющиха, здание ФЗУ №2».
Показал и, спохватившись, вытащил из кармана ту бумажку, которой снабдил его
Губер.
– Товарищ военюрист третьего ранга! Напишите на моем направлении, что меня
задержали до вечера, а то ведь отлучка…
Он немного прилгнул: дело было не в том, когда он вернется, ему надо было, чтоб
Губер увидел, что он действительно был в прокуратуре.
– Хорошо, напишу, что находились здесь до восемнадцати часов, – сказал дежурный.
– И печать, если можно, поставьте!
Дежурный поморщился, – придется подниматься на второй этаж, снова спускаться и
подниматься, – хмыкнул, собираясь отказать, но потом передумал, – сердце не камень! –
забрал синцовскую бумажку, вышел и через две минуты вернулся.
– Берите! – с раздражением доброго человека, недовольного собственной добротой,
сказал он Синцову.
Выйдя на потемневшую улицу, Синцов развернул бумагу.
На ней не было печати, но был маленький штамп: «Московская окружная военная
прокуратура». Под этим штампом было написано: «Находился в прокуратуре до
восемнадцати часов. 18.Х. с.г.». Потом стояло большое красивое «П» и уходящий вниз
росчерк фамилии, так и оставшейся ему неизвестной.
Когда вскоре после отбоя первой за вечер воздушной тревоги к Губеру пришел
караульный начальник и сказал, что у ворот стоит человек по фамилии Синцов и заявляет,
что он отлучился из казармы с его, Губера, увольнительной, а теперь вернулся и должен
явиться к комиссару, Губер усмехнулся, поправил очки и сказал, чтобы этого человека
пустили к нему, а заодно вызвали Малинина.
Синцов зашел к Губеру первым. Малинина еще не было.
– Ну, что, товарищ Синцов, – насмешливо сказал Губер, – военная прокуратура закрыта
на ремонт, или вы не нашли Молчановки, или что еще?
Синцов вынул записку Губера и положил перед ним.
Губер внимательно прочел записку, как будто он не сам ее писал, потом повернул
бумажку наискось и вслух прочел надпись дежурного по прокуратуре: «Находился в
прокуратуре до восемнадцати часов».
– Что ж, выходит, разобрались с вашим делом и отправили вас обратно к нам? Так, что
ли? – подняв лицо от бумажки, спросил Губер.
– Нет. Не так.
– А подробней?
Синцов рассказал об оставленном в прокуратуре заявлении.
– И там вы изложили все, что говорил мне о вас Малинин?
– Все, – сказал Синцов.
– Без утайки?
Синцов пожал плечами, и Губер сам честно подумал, что его вопрос глуп. Какие там
утайки, когда, будь этот человек трусом, он вчера с легкостью бы дезертировал в глубокий
тыл, а будь он ловкачом, наверно, сумел бы что-нибудь наврать о себе и прибиться к
какой-нибудь части. Мало ли сейчас между Вязьмой и Москвой оказалось людей,
потерявших свои части и утративших документы.
Он даже присвистнул, подумав о том, сколько их, и вдруг улыбнулся Синцову не
насмешливо, как улыбался до этого, а просто так – он умел улыбаться и просто так, – и
сказал:
– Садитесь, сейчас Малинин придет, посоветуемся…
Губер был в хорошем настроении. К ста шестидесяти винтовкам, что были в батальоне
с утра, прибавилось еще пятьсот; теперь батальон был вооружен, по крайней мере, хоть
винтовками, а главное – завтра его перебрасывали машинами поближе к фронту.
Что будет дальше, Губер еще не знал: не то все батальоны сведут в дивизию, не то