Page 196 - Живые и мертвые

были наготове прикрыть огнем наступавших, если наверху что-нибудь шелохнется.
– Пулемет прикрывать поставили, – тихо сказал Малинин.
Синцов молча кивнул; он уже заметил это.
Немцы поднимались, все глубже входя в зону действительного, убойного огня, и в то
же время с каждым шагом приближались к той заветной для себя черте, за которой
начиналось мертвое, недосягаемое для Синцова и его пулемета пространство. Сзади, за их
спинами, грохотала артиллерия.
– Наша? – одними губами спросил Малинин.
Синцов кивнул, хотя сейчас, в эту секунду, не видел ничего, кроме немцев, лезших на
холм, да кусочка снежного поля позади них. Немцам оставалось всего двадцать шагов до
мертвой зоны, когда Синцов нажал на спуск и широко и твердо повел пулемет за рукоятки
справа налево и снова направо, описывая смертельную свинцовую дугу по не успевшим
упасть людям. Это был тот не частый на войне случай, когда неожиданная и хладнокровная
очередь в упор меньше чем со ста метров срезает, как подкошенную, целую цепь. Цепь
упала, несколько человек поднялись, торопясь добежать до мертвого пространства.
Очередь!.. Еще очередь!.. Первый из бежавших немцев почти добежал до мертвой зоны.
Чтобы срезать и его, Синцову пришлось до отказа нагнуть пулемет. Пулемет немцев
застрочил по амбразуре, но амбразура с этой стороны была узкая, и пули только крошили
кирпич вокруг нее.
– Сейчас еще пойдут, – сказал Синцов.
И в самом деле, из-за пулемета поднялась еще одна цепочка немцев и пошла вперед. Не
стреляя по ним, Синцов сосредоточил свое внимание на немецком пулемете. От немецкой
ответной очереди прямо в лицо ему, в зажмуренный левый глаз, брызнули мелкие осколки
кирпича, и он, от боли еще сильней зажмурив глаз, дал последнюю очередь по немецкому
пулемету, попав в обоих лежавших за ним немцев. Один свалился на бок, другой вскочил и,
опрокинувшись навзничь, покатился по склону. Услышав сзади себя молчание, цепь не
выдержала, остановилась и побежала вниз.
Синцов даже растерялся от неожиданности. Ему казалось, что вот так, цепь за цепью,
немцы будут идти сюда на них, пока они с Малининым не умрут за пулеметом, и вдруг
немцы повернулись, побежали, и он уже запоздало, вдогонку промазал выше голов. Он
поправил прицел, но теперь было и вовсе поздно. Он отпустил рукоятки пулемета и
повернул потное лицо к Малинину.
– Посмотрите-ка мне глаз, товарищ Малинин… Что у меня с глазом?
– А ты разожми, чего зажмурился?
– Не могу, больно…
Малинин приблизил свое лицо к его лицу и сказал, что ничего особенного, ссадина под
бровью, только и всего.
Синцов открыл глаз, двумя пальцами разжав веки. Глаз болел, но видел.
– Вроде отбились, – сказал Малинин.
Синцов ничего не ответил, он тоже чувствовал: отбились!
Как дальше – неизвестно, а пока отбились. Общая обстановка неудачи, как видно,
обескуражила немцев, и они не довели дела до конца.
– А второй номер твой убит? – спросил Малинин. – Баюков?
– Нет. Сознание потерял.
Малинин встал на колени возле Баюкова:
– Куда ранен?
– В поясницу.
Малинин так же, как до этого Синцов, заворотил Баюкову шинель и ватник, поднял
гимнастерку и, пожевав губами, долго смотрел на бинты, темным пятном промокшие на
крестце.
– Видно, плохо дело. Еще пакет у тебя есть?
Синцов, не отходя от пулемета, вытащил из кармана шинели индивидуальный пакет и