Page 56 - Живые и мертвые

прикрывавшем окраину Могилева: там ожесточенно работала немецкая артиллерия, но атаки
были слабее, чем против Серпилина. Должно быть, немцы хотели, не ввязываясь в бой на
улицах города, сначала уничтожить Серпилина и в обход Могилева выйти к днепровскому
мосту. Так, по крайней мере, сказал Серпилину командир дивизии. Он пришел к нему на
командный пункт, обливаясь потом от жары и засунутой под гимнастерку рукой прижимая
больное сердце. После тяжелого дня, проведенного на позициях, оно давало себя знать.
Грузный, с отеками под глазами, командир дивизии стоял рядом с Серпилиным в окопе,
жадно глотал воздух и все никак не мог наглотаться.
– Глущенко-то у нас убили, – горестно сказал командир дивизии о своем замполите. –
Глупо убили, случайным снарядом у моста!
– А кого умно убивают? – отозвался Серпилин. – Я вам докладывал: у меня тоже
замполита убили, тоже сирота.
– Знаю, – сказал комдив, – и вот замену тебе привел.
Он повернулся в сторону пришедшего вместе с ним маленького, краснолицего,
седобрового батальонного комиссара в толстых очках с двойными стеклами, которого
Серпилин никогда до этого не видел в дивизии.
– Лектор из самого ПУРККА, – все еще продолжая задыхаться, отрывисто сказал
комдив. – Лекции к нам приехал читать, а у нас, видишь, какие тут лекции…
– Шмаков, – прикладывая руку к козырьку, сказал батальонный комиссар.
– Желание пойти к тебе в полк высказал сам товарищ Шмаков. Обстановка ему ясна.
Приказом по дивизии отдано, – сказал комдив, – так что поздравляю с комиссаром полка.
Серпилин вопросительно взглянул на Зайчикова.
– Вот именно! С комиссаром полка, – повторил тот. – Последнее, что Глущенко,
покойник, получил из политотдела армии, когда связь прервалась, – есть указ о
восстановлении института военных комиссаров. Хотел с этим сам в полки поехать, но не
успел, бедный…
– Да, – помолчав, сказал Серпилин, – опять как на гражданской – ты да комиссар. Вся
серьезность нашего положения подчеркнута…
– Для вашего сведения, товарищ командир полка, – сказал Шмаков, – в свое время, по
мобилизации на Деникина, был около года комиссаром Сорок второй стрелковой дивизии.
Но, правда, после гражданской тут же отозвали на политработу, и снова хожу в форме только
неделю.
– Он тоже еще месяца нет, как надел военную форму, – кивнул Зайчиков на
Серпилина. – Тоже когда-то дивизией командовал, а я у него после академии стажировался,
так что вы оба попались тут друг другу большие начальники, – пошутил он, но шутка не
получилась: убитый Глущенко никак не выходил у него из головы.
– Много ли у тебя людей под начальством осталось, а, начальник? – превозмогая себя,
все-таки попробовал пошутить комдив.
Серпилин доложил о потерях.
– У всех большие потери, – сказал Зайчиков. – Большие потери! – повторил он и снова
подумал о Глущенко.
Короткая передышка кончилась, и немцы снова пошли в атаку раньше, чем Серпилин
успел толком поговорить со Шмаковым. Как только началась атака, новый комиссар взял
провожатого и пошел в батальоны знакомиться.
– Начинай с левофлангового, с третьего, – посоветовал Серпилин. – Тут поближе. – А
про себя добавил: «И потише».
Что комиссар сразу не стал околачиваться на КП, пришлось по душе Серпилину, и тем
более захотелось поберечь его в меру возможности.
Пока продолжалась эта шестая за день атака, Зайчиков оставался в полку, все время
находясь рядом с Серпилиным. Его присутствие в полку не стесняло Серпилина, тем более
что комдив за все время отдал лишь два-три приказания, и притом таких, которые в
следующую минуту собирался отдать сам Серпилин. Это говорило о том, что они одними