Page 25 - Мастер и Маргарита

он уйдет. А ну, давайте вместе! Разом! — и тут регент разинул пасть.
Растерявшийся Иван послушался шуткаря-регента и крикнул «караул!», а регент его
надул, ничего не крикнул.
Одинокий, хриплый крик Ивана хороших результатов не принес. Две каких-то девицы
шарахнулись от него в сторону, и он услышал слово «пьяный».
— А, так ты с ним заодно? — впадая в гнев, прокричал Иван, — ты что же это,
глумишься надо мной? Пусти!
Иван кинулся вправо, и регент — тоже вправо! Иван — влево, и тот мерзавец туда же.
— Ты нарочно под ногами путаешься? — зверея, закричал Иван, — я тебя самого
предам в руки милиции!
Иван сделал попытку ухватить негодяя за рукав, но промахнулся и ровно ничего не
поймал. Регент как сквозь землю провалился.
Иван ахнул, глянул вдаль и увидел ненавистного неизвестного. Тот был уже у выхода в
Патриарший переулок, и притом не один. Более чем сомнительный регент успел
присоединиться к нему. Но это еще не все: третьим в этой компании оказался неизвестно
откуда взявшийся кот, громадный, как боров, черный, как сажа или грач, и с отчаянными
кавалерийскими усами. Тройка двинулась в Патриарший, причем кот тронулся на задних
лапах.
Иван устремился за злодеями вслед и тотчас убедился, что догнать их будет очень
трудно.
Тройка мигом проскочила по переулку и оказалась на Cпиридоновке. Сколько Иван не
прибавлял шагу, расстояние между преследуемыми и им ничуть не сокращалось. И не успел
поэт опомниться, как после тихой Cпиридоновки очутился у Никитских ворот, где
положение его ухудшилось. Тут уж была толчея, Иван налетел на кой-кого из прохожих, был
обруган. Злодейская же шайка к тому же здесь решила применить излюбленный бандитский
прием — уходить врассыпную.
Регент с великой ловкостью на ходу ввинтился в автобус, летящий к Арбатской
площади, и ускользнул. Потеряв одного из преследуемых, Иван сосредоточил свое внимание
на коте и видел, как этот странный кот подошел к подножке моторного вагона «А», стоящего
на остановке, нагло отсадил взвизгнувшую женщину, уцепился за поручень и даже сделал
попытку всучить кондукторше гривенник через открытое по случаю духоты окно.
Поведение кота настолько поразило Ивана, что он в неподвижности застыл у
бакалейного магазина на углу и тут вторично, но гораздо сильнее, был поражен поведением
кондукторши. Та, лишь только увидела кота, лезущего в трамвай, со злобой, от которой даже
тряслась, закричала:
— Котам нельзя! С котами нельзя! Брысь! Слезай, а то милицию позову!
Ни кондукторшу, ни пассажиров не поразила самая суть дела: не то, что кот лезет в
трамвай, в чем было бы еще полбеды, а то, что он собирается платить!
Кот оказался не только платежеспособным, но и дисциплинированным зверем. При
первом же окрике кондукторши он прекратил наступление, снялся с подножки и сел на
остановке, потирая гривенником усы. Но лишь кондукторша рванула веревку и трамвай
тронулся, кот поступил как всякий, кого изгоняют из трамвая, но которому все-таки ехать-то
надо. Пропустив мимо себя все три вагона, кот вскочил на заднюю дугу последнего, лапой
вцепился в какую-то кишку, выходящую из стенки, и укатил, сэкономив, таким образом,
гривенник.
Занявшись паскудным котом, Иван едва не потерял самого главного из трех —
профессора. Но, по счастью, тот не успел улизнуть. Иван увидел серый берет в гуще в начале
Большой Никитской, или Герцена. В мгновение ока Иван и сам оказался там. Однако удачи
не было. Поэт и шагу прибавлял, и рысцой начинал бежать, толкая прохожих, и ни на
сантиметр не приблизился к профессору.
Как ни был расстроен Иван, все же его поражала та сверхъестественная скорость, с
которой происходила погоня. И двадцати секунд не прошло, как после Никитских ворот