Page 42 - Мастер и Маргарита

тридцати пяти тысяч рублей десять тысяч рублей. Более того: тут же расписка Воланда в
том, что он эти десять тысяч уже получил!
«Что же это такое?!» — подумал несчастный Степа, и голова у него закружилась.
Начинаются зловещие провалы в памяти?! Но, само собою, после того, как контракт был
предъявлен, дальнейшие выражения удивления были бы просто неприличны. Степа
попросил у гостя разрешения на минуту отлучиться и, как был в носках, побежал в
переднюю к телефону. По дороге он крикнул в направлении кухни:
— Груня!
Но никто не отозвался. Тут он взглянул на дверь в кабинет Берлиоза, бывшую рядом с
передней, и тут, как говорится, остолбенел. На ручке двери он разглядел огромнейшую
сургучную печать на веревке. «Здравствуйте! — рявкнул кто-то в голове у Степы. — Этого
еще недоставало!» И тут Степины мысли побежали уже по двойному рельсовому пути, но,
как всегда бывает во время катастрофы, в одну сторону и вообще черт знает куда. Головную
Степину кашу трудно даже передать. Тут и чертовщина с черным беретом, холодной водкой
и невероятным контрактом, — а тут еще ко всему этому, не угодно ли, и печать на двери! То
есть кому хотите сказать, что Берлиоз что-то натворил, — не поверит, ей-ей, не поверит!
Однако печать, вот она! Да-с…
И тут закопошились в мозгу у Степы какие-то неприятнейшие мыслишки о статье,
которую, как назло, недавно он всучил Михаилу Александровичу для напечатания в
журнале. И статья, между нами говоря, дурацкая! И никчемная, и деньги-то маленькие…
Немедленно вслед за воспоминанием о статье прилетело воспоминание о каком-то
сомнительном разговоре, происходившем, как помнится, двадцать четвертого апреля
вечером тут же, в столовой, когда Степа ужинал с Михаилом Александровичем. То есть,
конечно, в полном смысле слова разговор этот сомнительным назвать нельзя (не пошел бы
Степа на такой разговор), но это был разговор на какую-то ненужную тему. Совершенно
свободно можно было бы, граждане, его и не затевать. До печати, нет сомнений, разговор
этот мог считаться совершеннейшим пустяком, но вот после печати…
«Ах, Берлиоз, Берлиоз! — вскипало в голове у Степы. — Ведь это в голову не лезет!»
Но горевать долго не приходилось, и Степа набрал номер в кабинете финдиректора
Варьете Римского. Положение Степы было щекотливое: во-первых, иностранец мог
обидеться на то, что Степа проверяет его после того, как был показан контракт, да и с
финдиректором говорить было чрезвычайно трудно. В самом деле, ведь не спросишь его так:
«Скажите, заключал ли я вчера с профессором черной магии контракт на тридцать пять
тысяч рублей?» Так спрашивать не годится!
— Да! — послышался в трубке резкий, неприятный голос Римского.
— Здравствуйте, Григорий Данилович, — тихо заговорил Степа, — это Лиходеев. Вот
какое дело… гм… гм… у меня сидит этот… э… артист Воланд… Так вот… я хотел
спросить, как насчет сегодняшнего вечера?..
— Ах, черный маг? — отозвался в трубке Римский, — афиши сейчас будут.
— Ага, — слабым голосом сказал Степа, — ну, пока…
— А вы скоро придете? — спросил Римский.
— Через полчаса, — ответил Степа и, повесив трубку, сжал горячую голову руками.
Ах, какая выходила скверная штука! Что же это с памятью, граждане? А?
Однако дольше задерживаться в передней было неудобно, и Степа тут же составил
план: всеми мерами скрыть свою невероятную забывчивость, а сейчас первым долгом хитро
выспросить у иностранца, что он, собственно, намерен сегодня показывать во вверенном
Степе Варьете?
Тут Степа повернулся от аппарата и в зеркале, помещавшемся в передней, давно не
вытираемом ленивой Груней, отчетливо увидел какого-то странного субъекта — длинного,
как жердь, и в пенсне (ах, если бы здесь был Иван Николаевич! Он узнал бы этого субъекта
сразу!). А тот отразился и тотчас пропал. Степа в тревоге поглубже заглянул в переднюю, и
вторично его качнуло, ибо в зеркале прошел здоровеннейший черный кот и также пропал.