Page 15 - На западном фронте без перемен

растащили все, кроме стен. Нам отводят ночлег в неосвещенном здании маленькой фабрики,
временно приспособленной под казарму. В нем стоят кровати, вернее — деревянные рамы, на
которые натянута проволочная сетка.
Спать на этой сетке жестко. Нам нечего подложить под себя, — одеяла нужны нам, чтобы
укрываться. Плащпалатка слишком тонка.
Кат выясняет обстановку и говорит Хайе Вестхусу:
— Ну-ка, пойдем со мной.

Они уходят в город, хотя он им совершенно незнаком. Через какие-нибудь полчаса они
возвращаются, в руках у них огромные охапки соломы. Кат нашел конюшню, а в ней была
солома. Теперь спать нам будет хорошо, и можно бы уже ложиться, да только животы у нас
подводит от голода.

Кропп спрашивает какого-то артиллериста, который давно уже стоит со своей частью здесь:
— Нет ли тут где-нибудь столовой? Артиллерист смеется:

— Ишь, чего захотел! Здесь хоть шаром покати.
Здесь ты и корки хлеба не достанешь.

— А что, из местных здесь никто уже не живет? Артиллерист сплевывает:
— Почему же, кое-кто остался. Только они сами трутся у каждого котла и попрошайничают.

Дело плохо. Видно, придется подтянуть ремень потуже и ждать до утра, когда подбросят
продовольствие.

Но вот я вижу, что Кат надевает фуражку, и спрашиваю:
— Куда ты, Кат?

— Разведать местность. Может, выжмем что-нибудь.
Неторопливо выходит он на улицу.

Артиллерист ухмыляется:
— Выжимай, выжимай! Смотри не надорвись! В полном разочаровании мы заваливаемся на
койки и уже подумываем, не сглодать ли по кусочку из неприкосновенного запаса. Но это
кажется нам слишком рискованным. Тогда мы пытаемся отыграться на сне.

Кропп переламывает сигарету и дает мне половину. Тьяден рассказывает о бобах с салом
— блюде, которое так любят в его родных краях. Он клянет тех, кто готовит их без стручков.
Прежде всего варить надо все вместе, картошку, горох и сало, — ни в коем случае не в
отдельности. Кто-то ворчливо замечает, что, если Тьяден сейчас же не замолчит, он из него
самого сделает бобовую кашу. После этого в просторном цеху становится тихо и спокойно.
Только несколько свечей мерцают в горлышках бутылок, да время от времени сплевывает
артиллерист.
Мы уже начинаем дремать, как вдруг дверь открывается, и на пороге появляется Кат. Сначала
мне кажется, что я вижу сон: под мышкой у него два каравая хлеба, а в руке — перепачканный
кровью мешок с кониной.
Артиллерист роняет трубку изо рта. Он ощупывает хлеб:

— В самом деле, настоящий хлеб, да еще теплый! Кат не собирается распространяться на эту
тему. Он принес хлеб, а остальное не имеет значения. Я уверен, что, если бы его высадили в
пустыне, он через час устроил бы ужин из фиников, жаркого и вина.
Он коротко бросает Хайе:
— Наколи дров! Затем он вытаскивает из-под куртки сковороду и вынимает из кармана
пригоршню соли и даже кусочек жира, — он ничего не забыл. Хайе разводит на полу костер.
Дрова звонко трещат в пустом цеху. Мы слезаем с коек.