Page 124 - Пастух и пастушка

- Болит?
Борис опустил голову:
- Болит.
Врач через очки бодуче смотрел на него, неторопливо свертывая
кровянисто-багровые жилы фонендоскопа на руку:
- Подзадержались вы у нас, подзадержались...
Борис уловил в голосе врача неприязнь и плохо спрятанное подозрение.
Послышалось угодливое хихиканье той самой санитарки коротконогой, что
искала
повариху Люсю.
- У нас тут не курорт, у нас санбат! У нас каждое место на счету...-
напористо заговорила старшая сестра, святоликая женщина с
милосердными
глазами, так опрометчиво определившая лейтенанту две недели на
излечение, а
он вот не оправдал ее надежд, лежит и лежит себе.
Распятый на казенной койке ранбольной Костяев Борис беспомощно и
жалко
улыбался. На его глазах однажды сибирский веселый пареван добивал
гаечным
ключом подраненную утку. Борису даже почудилось, что он слышит
тупой,
смягченный пером удар железа по хрусткому птичьему черепу. Вот ведь
беда -
утка еще эта несчастная в памяти воскресла!..

Да-а, выходит, он занимает чье-то место, понапрасну жрет чей-то хлеб,
дышит чьим-то воздухом, запросто живет и живет, тогда как настоящие,
нужные
люди сражаются, умирают за него и за Родину...
Сдерживая занявшуюся ярость, Борис негромко сказал:
- Так выбросьте меня... на помойку.
Сестру, избалованную лестью, властью и мужицким вниманием,
передернуло.
У врача смятенно забегали глаза. Немолодой, заезженный войной, врач
этот побаивался старшей сестры по известным всему санбату причинам.
Не
одного еще такого мямлю-мужика обратает такая вот святоликая боевая
подруга.
Удобно устраиваясь на жительство, разведет его с семьей, увезет с собою в
южный городок, где сытно и тепло будет жить, сладостно замирая
сердцем,
вспоминать будет войну, нацепив медали на вольно болтающуюся грудь,
плясать
и плакать на праздничных площадях станет, да помыкать простофилей-
мужем