Page 128 - Пастух и пастушка

Потешались над мужиком раненые. Он не обижался, балаболил, вертелся
на
полке, кадил махоркой и заметно шел на поправку.
- Скоро я, скоро, бабоньки! - кричал дядька в окно вагона, будто бабы,
согнувшиеся над плугом, могли его слышать.- Вот оклемаюсь в лазарете и
на
пашню, на па-а-ашню! - Слово "пашня" он прямо-таки выстанывал. Дядька
и
Борису давал бодрый совет: - Ты, парень, не скисай! Имайся за травку-то,
имайся за вешнюю. Она выташшыт. В ей, знаешь, какая сила. Камень
колет! А
это хто же, а? Хто же это?! Клюв-от кочергою?
- Кроншнеп это.
- Зачем птицу немецким словом обозвали, туды вашу мать? Кулик это!
Кулик, и все!
- Ну кулик, кулик. Не лайся, ради бога!
- А я рази? Все! Все! Теленок-от, теленок-от. Взбрыкивает. Женить бы
тебя, окаянного!..
Так вот и ехали под стук колес, под говор дядьки. Затемненные станции
остались под Москвою. Реденько прокалывали ночь огоньки российских
деревень,
набегали россыпью станционные фонари, вспышки их за окном были
похожи на
разрывы зенитных снарядов. Стук колес напоминал перестрелку, буханье
вагонов

по стыкам - разрывы бомб.
К звуку колес, к стуку, к гулу, к бряку лейтенант скоро привык, поезд
для него тоже онемел. Он смотрел на мир как бы уже со стороны. "Зачем
все
это? Для чего? Ну что он, вот этот мужичонка, радующийся воскресению
своему?
Какое уж такое счастье ждет его? Будет вечно копаться в земле, а жить
впроголодь, и однажды сунется носом в эту же землю. Но, может, в самом
воскресении есть уже счастье? Может, дорога к нему, надежда на лучшее -
и
есть то, что дает силу таким вот мужикам, миллионам таких мужиков".
Слезливость напала на лейтенанта. Он жалел раненых соседей, бабочку,
расклеенную ветром но стеклу,срубленное дерево, худых коров на полях,
испитых детишек на станциях.
Плакал сухими слезами о старике и старухе, которых закопали в огороде.
Лиц пастуха и пастушки он уже не помнил, и выходило: похожи они на мать,
на
отца, на всех людей, которых он знал когда-то.
Раз Борис оживился, услышав, как под окном вагона осмотрщик кроет
всех