Page 71 - Пастух и пастушка

деревянном решетье прожаривалось белье, гимнастерки и штаны.
Солдатня в
валенках, в шапках и шинелях плясала вокруг костров. Так будет полчаса.
Затем белье и гимнастерки - на себя, шинели, валенки и шайки - в бочку.
Миротворно постукивали движки. Буксовали машины. В полях темнели
пятна
сгоревших скирд соломы. Возле густого бора, вздымающегося по
склону
некрутого косолобка, стояли закрытые машины и палатки санрот. Здесь
показывали кино на простыне, прикрепленной к стволам сосен. Лейтенант
и
старшина немного задержались, посмотрели, как развеселый парень
Антоша
Рыбкин, напевая песни, запросто дурачил и побеждал затурканных,
суетливых
врагов.
Зрители чистосердечно радовались успехам киношного вояки.
Сами они находились на совсем другой войне.
"Идем в крови и пламени, в пороховом дыму".
Скрипели и скрипели шаги по снегу. Тянулись и тянулись колонны
пленных
по дороге, отмеченных реденькими столбами с обрезью вислых
проводов,
втянутых в снег. Столбы либо уронены и унесены на дрова, либо внаклон,
редко-редко где одиноким истуканчиком торчал сам по себе бойкий

подбоченившийся столбик.
Старшину и Бориса согнали на обочину дороги "студебеккеры". В
машинах
плотно, один к одному, сидели, замотанные шарфами, подшлемниками,
тряпьем,
пленные. Все с засунутыми в рукава руками, все согбенные, все одинаково
бесцветные и немые.
- Ишь,- ругался Мохнаков,- фрицы на машинах, а мы пешком! Хочь
дома,
хочь в плену, хочь бы на том свете...
- Часы-то взял?
- Не, выбросил.
Вечер медленно опускался. Радио где-то слышалось. Синь проступала
по
оврагам, жилистой сделалась белая земля. Тени от одиноких столбов
длинно
легли на поля. Под деревьями загустело. Даже в кювете настоялась синь.
Ходили саперы со щупами и тоже таскали за собой синие, бесплотные
тени.