Page 73 - Пастух и пастушка
P. 73

куржак. Человек уже не Борис, другой какой-то человек, клацая зубами рвет
                  на
                  себе  одежду и,  подпрыгивая,  орет: "Идем  в крови  и  пламени..."-пуговицы
                  булькают в шайку с водой.  Человек хлещет прямо из шайки  на огненно
                  горячую
                  каменку. Взрыв! Человек  ржет, хохочет и пляшет голыми ногами на льду,
                  держа
                  на черной  ладони сверкающие часики, в другой руке у него веник, и он
                  хлещет
                  себя,  хлещет,  завывая: "О-о-ох,  война-а-ааа!  Ох, война-а-ааа!"  Весь  он
                  черный делается, а голова белая, вроде бы в  мыльной пене, но  это  не пена,
                  куржак это. Человек  рвет волосы на голове, они не  рвутся, ломаются
                  мерзло,
                  сыплются, сыплются. Человек выскочил из бани - мостки унесло. Прислонив
                  руку
                  к уху,  человек слушает  часы и  бредет  от бани все  глубже, дальше - не по
                  воде, по чему-то  черному, густому. Кровь  это,  прибоем, валом
                  накатывающая
                  кровь.  Человек бросает  часики  в  красные  волны  и  начинает  плескаться,
                  ворохами бросает на себя кровь, дико гогоча, ныряет в нее, плывет
                  вразмашку,
                  голова его чем дальше, тем чернее...
                       Никогда, наверное, ни один человек не радовался так своему
                  пробуждению,
                  как  Борис обрадовался  ему. Впрочем, было это  не пробуждение,  а  какой-

                  то
                  выброс из чудовищного помутнения разума.  Казалось, еще  маленько, чуть-
                  чуть
                  еще продлить тот кошмар, и сердце его,  голова, душа его или то, что зовется
                  душой, не  выдержат, возопят и разорвутся в нем, разнесут в клочья  всю  его
                  плоть, все, в чем помещается эта самая человеческая душа.
                       "Во  довоевался!  Во налюбовался видами войны!" -  тихая, раздавленная,
                  зашевелилась первая  мыслишка в  голове Бориса  после того, как он, чуть  не
                  упавши с припечка, очнулся и для начала  ощупал себя, чтобы
                  удостовериться,
                  что он  - это он, жив пока,  все свое при нем, разопрел он и угорел он возле
                  печки, растрескавшейся от перегрева.
                       Воинство спит, Шкалик бредит, Ланцов рукой по соломе водит -
                  выступает,
                  речь говорит, философствует. Пафнутьев напился-таки на дармовщинку до
                  полных
                  кондиций, и как  хрястнулся  со скамьи под стол, так там меж ножек и
                  заснул,
                  высунув наружу голову, как петух из курятника.
                       "Что  это  я? Что за  блажь?  Что за  дурь в  голову лезет? Так ведь  и
   68   69   70   71   72   73   74   75   76   77   78