Page 72 - Пастух и пастушка
P. 72

Поля  в  танковых  и  машинных   следах.  Израненная,  тихая  земелюшка
                  вся
                  перепоясана серыми  бинтами. Из края в край по ней  искры ходили, не
                  остыло
                  еще, не  отболело,  видать, страдающее тело  ее, синими сумерками
                  накрывало
                  усталую, безропотную землю.
                       Хозяйки  дома  не  было.  Солдаты  все  уже  спали  на  полу.  Дневалил
                  Пафнутьев.  Морда  у него подозрительно  раскраснелась.  Ушлые  глазки
                  сияли
                  лучезарно  и  возбужденно.  Ему хотелось  беседовать  и даже петь, но  Борис
                  приказал Пафнутьеву  ложиться спать,  а сам примостился  у печки,  да так  и
                  сидел, весь остывший изнутри, на последнем пределе усталости.
                       Он  время от  времени  облизывал  губы, шершавые, что еловая шишка.
                  Ни
                  двигаться, ни думать не хотелось,  только бы согреться  и забыть обо всем на
                  свете. Жалким,  одиноким казался  себе Борис и рад был, что никто его
                  сейчас
                  не  видит: старшина снова остался ночевать в  другой избе, хозяйка по делам,
                  видать,  куда-то  ушла.  Кто она? И  какие у нее дела  могут  быть,  у  этой
                  одинокой, нездешней женщины?
                       Дрема накатывает,  костенит холодом  тело взводного. Чувство гнетущего,
                  нелегкого покоя наваливается на него. Не познанная еще, вялая мысль о
                  смерти
                  начинает  червяком  шевелиться в  голове,  и не  пугает,  наоборот,  как  бы

                  пробуждает  любопытство  внезапной простоты  своей:  вот так  бы  заснуть
                  в
                  безвестном  местечке,  в  чьей-то безвестной  хате  и ото всего  отрешиться.
                  Разом... незаметно и навсегда...
                       Было бы так хорошо... разом и навсегда.
                       А  дальше  пошло-поехало, полусон, полубред, он и  сам  понимал всю его
                  нелепость, но  очнуться, отогнать от себя липкое, полубредовое состояние  не
                  мог, не было сил.
                       Виделась  ему  в  ломаном, искрошенном  бурьяне  черная баня, до оконца
                  вросшая  в землю,  и  он  даже  усмехнулся,  вспомнив  сибирскую
                  поговорку:
                  "Богатому богатство снится, а вшивому - баня..."
                       Вот баня  оказалась на  льду, под  ней таяло,  и  она лепехой плавала в
                  навозной жиже,  соря черной  сажей и фукая пламенем  в  трубу. Из бани
                  через
                  подтай мостки неизвестно куда проложены. Но мосткам, зажав веник под
                  мышкой,
                  опасливо  пробирался  тощий  человек.  Борис  узнал себя.  В  бане  докрасна
                  раскаленная  каменка,  клокочет  вода  в бочке, пар, жара, но на стенах бани
   67   68   69   70   71   72   73   74   75   76   77