Page 80 - Пастух и пастушка

- Мальчик ты мой... Кровушка твоя лилась, а меня не было рядом...
Милый
мой мальчик... Бедный мальчик...- она целовала его вдруг занывшую рану.
Удивительно было, что слова ее не казались глупыми и смешными, хотя
какой-то
частицей сознания он понимал, что они и глупы, и смешны.
Преодолевая скованность, захлестнутый ответной нежностью, Борис
неуверенно тронул рукой ее волосы - она когда-то успела расплести косу,-
зарылся в них лицом и ошеломленно спросил:
- Что ото?
- Я не знаю.- Люся блуждала губами по лицу Бориса, нашла его губы и
уже
невнятно, как бы проваливаясь куда-то, повторила: - Я не знаю...
Горячее срывающееся дыхание ее отдавалось неровными толчками в
нем,
неожиданно для себя он припал к ее уху и сказал слово, которое пришло
само
собою из его расслабленного, отдалившегося рассудка:
- Милая...
Он почти простонал ото слово и почувствовал, как оно, это слово, током
ударило женщину и тут же размягчило ее, сделало совсем близкой, готовой
быть
им самим, и, уже сам готовый быть ею, он отрешенно и счастливо выдохнул:
- Моя...
Снова было тихо и неловко. Но они уже не остранялись друг от друга,

тела их, только что перегруженные тяжестью раскаленного металла,
остывали,
успокаивались.
Наступило короткое забытье, но они помнили один о другом в этом
забытьи
и скоро проснулись.
- Я всю жизнь с семи лет, может, даже и раньше, любила вот такого
худенького мальчика и всю жизнь ждала его,- ласкаясь к нему, говорила
Люся
складно, будто по книжке.- И вот он пришел!
Люся уверяла, что она не знала мужчины до него, что ей бывало только
противно. И сама уже верила в это. И он перил ей. Она клялась, что будет
помнить его всю жизнь. И он отвечал ей тем же. Он уверял ее и себя, что из
всех когда-либо слышанных женских имен ему было памятно лишь одно,
какое-то
цветочное, какое-то китайское или японское имя - Люся. Он тоже
мальчишкой,
да что там мальчишкой - совсем клопом, с семи лет, точно, с семи, слышал
это
имя и видел, точно, видел, много-много раз Люсю во сне, называл ее своей