Page 89 - Пастух и пастушка

гнильем. Рыбешки измученно бились в теплых руках, лезли меж
пальцев.
Отпущенные, лежали они поверх воды, пошептывая судорожными ртами, и,
пьяно
качаясь, уходили ненадолго в глубину. Но их, как сухие ивовые листья,
выталкивало наверх. Набравшись сил, с уже осознанным страхом,
малявки
шильцами втыкались вглубь, припадая ко дну, высматривая корм и
клубящуюся в
воде родную стайку.
Осенью к дамбе скатывали бочки, торцами прислоняли их к стене, туманы
в
эту пору, да и весь городишко пахли рыбой, плесенью мхов, вянущей
огородиной. Штабеля бочек поленницами росли выше и выше, пароходов,
баржей
приставало все больше и больше, обветренного, истосковавшегося по
обществу,
пододичавшего народа - северных рыбаков, людно и густо делалось.
Играли
гармошки на берегу, повизгивали за омулевыми и муксуньими бочками
женщины,
ребятишки подсматривали стыдное. Ночи делались шаткие, неспокойные,
все в
городе пело и гуляло, как при древних золотишниках, вернувшихся с фартом.
- Пареваны и девки любят у нас встречать пароходы. Каждый

пассажирский.
Парят себя ветками - комары и мошки заедают,- улыбаясь, заговорил Борис,
и
Люся догадалась, что перед ним прошли какие-то, лишь ему известные
картины,
и он продолжал их видеть отдельно от нее.
Она отодвинулась, но Борис даже не заметил этого, он все так же глядел
куда-то, блаженно улыбаясь.
- Гонобобелью - это у нас голубику-пьянику так называют,- или черницей,
или орехами кедровыми потчуют девок пареваны. Рты у всех черные.
Городишко
засыпан ореховой скорлупой... Да что про комаров да про ягоды?! -
спохватился Борис.- Давай лучше мамины письма почитаем.
Люся не без грусти отметила, что он решился на это не сразу. Еще не
привык свое делить пополам, и время нужно, чтобы все у них стало одним:
и
жизнь, и душа, и мысли.
- Только тебе опять придется идти. Письма в сумке.
Она поднялась, ввернула лампочку и, зажмурившись от света, подумала,
что он всю жизнь будет вот так посылать ее и она не устанет быть у него на