Page 88 - Пастух и пастушка

идиот, не запомнил родословную мамы,- он улыбнулся чему-то своему,
закинув
руки за голову, глядя в какую-то свою даль.- Улицы и переулки в нашем
деревянном городке зарастают всякой разной топтун-травой. Набережная
есть.
Бурьян меж бревен растет, птички в щелях гнезда вьют. Весной на угреве
медуница цветет, летом - сорочья лапка и богородская травка, и березы
растут, старые-старые. А церквей!.. Золотишники-чалдоны ушлые были:
пограбят, пограбят, потом каждый на свои средствия - храм! И все грехи
искуплены! Простодушны все-таки люди! Ну а теперь в церквах гаражи,
пекарни,
мастерские. По церквам кусты пошли, галки да стрижи в колокольнях живут.
Как
вылетят стрижи перед грозой - все небо в крестиках! И крику!.. Крику!.. Ты
не спишь?
- Что ты, что ты?! - ворохнулась Люся.- Скажи... Мама твоя косы носит?
- Косы? При чем тут косы? - не понял Борис.- У нее челка. Косы у
молодой были. Я у них поздныш, вроде как бы сын и внук сразу...- Он
поправил
подушку, навалился на нее грудью.
Воспоминания далекие, безмятежные. Они прикипели к сердцу,
растворились
в крови, жили в нем, волнуя и утешая его, были им самим. А разве себя
перескажешь?
Вот он слышит, как пахнет утро в родном городишке.

Росами и туманами - холодными, травянистыми, пахли летние утра. Под
завалившимся срубом набережной скапливался туман, конопатил щели меж
бревен,
заячьими шапками надевался на купола церквей, на прибрежные будки и
бани, на
рекламные тумбы, на кусты. От реки шел запах прелой коры, днем туманы
пахли
убитым лесом. Коренная вода подбиралась к дамбе, вымывала из-под
срубов
землю, отрывала гнилые сутунки.
Когда река укатывалась в берега, под дамбой оказывалось столько
таинственного добра: бутылочных стекол, черепушек, озеленелых от
плесени
монет, костей, медных крестиков. В лужах под дамбой бедовала
прозевавшая
отход реки рыбья мелочь. Вороны прыгали вдоль распертой землею дамбы,
хищно
совали головы под бревна и заглатывали рыбешек с жадным клекотом.
Ребятишки били ворон камнями, вытаскивали рыбешек из луж,
засоренных