Page 87 - Пастух и пастушка

успокоилась. "Бить! Бить так, чтобы зубы крошились! Правильно,
Филькин,
правильно!" - вспомнив командира роты, утренний бой, овраги, Борис
вспомнил
и собаку с дорогим ошейником, рвущую убитого коня: "Она! Надо
было
пристрелить..."
- Поймали его партизаны.- По зловещей и какой-то мстительной улыбке
Люси Борис заключил - не без ее участия.- Повесили на сосне. Собака его
выла
в лесу... Грызла ноги хозяина... До колен съела...- дальше допрыгнуть не
могла. Подалась к фронту. Там есть чем пропитаться... А вражина безногий
висит в темном бору, стучит скелетом, как кощей злобный, и пока не
вымрет
наше поколение - все будет слышно его...
Собака в переулке уже не рыдала, хрипела, задохшись на привязи, и
больше никаких голосов не слышно, и колокол не звонил.
- Всех бы их, гадов! - стиснув зубы, процедила Люся.- Всех бы
подчистую...
Борис не узнавал в ней ту женщину, восторженную и преданную в
страсти
своей, что пришла к нему в далекий-далекий вечерний час. Он отвел ее
обратно
на кровать, укрыл одеялом и, успокаивая, приложил ладонь к гладкому
покатому

лбу. Она притихла под его рукою, и спустя время ознобная дрожь
перестала
сотрясать ее.
- Боря, расскажи мне об отце и матери. Кто они у тебя? - попросила
Люся.- Я хочу к ним привыкать. Хочу все знать о тебе.
Борис понял: больше всего сейчас она хочет отвлечься, забыться, уйти от
тяжких видений.
- Учителя,- не сразу, но охотно отозвался Борис.- Отец - завуч теперь,
мать преподает русский и литературу. Школа наша в бывшей гимназии.
Мама
училась в ней еще как в гимназии.- Он прервался, и Люся женским
чутьем,
особенно обострившимся в эту ночь, уловила, как он снова отдаляется от
нее.-
Когда-то в наш городок был сослан декабрист Фонвизин. С его жены,
генеральши
Фонвизиной, Пушкин будто бы свою Татьяну писал. Мама там десятая
или
двенадцатая вода на киселе, но все равно гордится своим происхождением.
Я,