Page 106 - Петр Первый

– Алексашка, вели – лошадей.
– Куда, мин херц?

– К Покровским воротам…
Медленно голова подняла веки… Нет смерти, нет… Земляной холод сдавил тело… Не
прогреть землю… Не пошевелиться в могиле… По самые уши закопали… (Мягкий
снежок падал на запрокинутое лицо.) Хоть бы опять тошнота заволокла глаза, – не было
бы себя так жалко… Звери – люди, ах – звери…

…Жила девочка, как цветочек полевой… Даша, Дашенька, – звала мама родная… Зачем
родила меня?.. Чтоб люди живую в землю закопали… Не виновата я… Видишь ты меня,
видишь?..
…Голова разлепила губы, сухим языком позвала: «Мама, маманя, умираю…» Текли
слезы. На ресницы садились снежины…
…Позади головы на темной площади скрипела кольцом веревка на виселице… И умрешь
– не успокоишься, – тело повесят… Больно, больно, земля навалилась… В поясницу
комья впились… Ох, боль, вот она – боль!.. (Голова разинула рот, запрокинулась.)
«Господи, защити… Маманя, скажи ему, маманя… Я не виновата… В беспамяти убила…
Собака же кусает… Лошаденка и та…» Нечем кричать. До изумления дошла боль.
Расширились глаза, померкли. Голова склонилась набок…

…Опять… Снежок… Еще не смерть… Третий день скоро… Ветер, ветер скрипит
веревкой… «Корова, чай, третий день не доенная… Это что – свет красный?.. Ох,
страшно… Факелы… Сани… Люди… Идут сюда… Еще муки?» Хотела забить ногами –
земляные горы сдавили их, – пальчиком не сдвинуть…
– Где она, не вижу, – громко сказал Петр. – Собаки, что ли, отъели?

– Караульный! Спишь? Эй, сторож! – закричали люди у саней.
– Здееесь! – ответил протяжный голос, – сквозь падающий снег бежал сторож, путаясь в
бараньем тулупе… С ходу – мягко, по-медвежьи – упал Петру в ноги, поклонясь, остался
на коленях…
– Здесь закопана женщина?

– Здесь, государь-батюшка…

– Жива?
– Жива, государь…

– За что казнили?
– Мужа ножом зарезала.

– Покажи…
Сторож побежал, присел и краем тулупа угодливо смахнул снег с лица женщины, со
смерзшихся волос.
– Жива, жива, государь, мыргает…
Петр, Сидней, Алексашка, человек пять Лефортовых гостей подошли к голове. Два
мушкетера, поблескивая железными касками, высоко держали факелы. Из снега
большими провалившимися глазами глядело на людей белое, как снег, плоское лицо.

– За что убила мужа? – спросил Петр…
Она молчала.

Сторож валенком потрогал ей щеку.