Page 110 - Петр Первый

упала перед кроваткой и была пожалована: молодая царица протянула ей влажную руку.
– Сядь, Воробьиха, рассказывай… Расскучай меня…

Воробьиха вытерла чистый рот и начала с присказки про дед да бабу, про поповых дочек,
про козла – золотые рога…

– Постой, Воробьиха, – Евдокия приподнялась, глядя, дремлет ли повитуха, – погадай
мне…

– Ох, солнце красное, не умею…
– Врешь, Воробьиха… Никому не скажу, погадай, хоть на бобах…

– Ох, за эти бобы-то – шкуру кнутом ныне спускают… На толокне разве, – на святой воде
его замешать жидко?

– Когда начнется у меня? Скоро ли? Страшно… По ночам сердце мрет, мрет,
останавливается… Вскинусь – жив ли младенец? О господи!
– Ножками бьет? В кое место?

– Бьет вот сюда ножкой… Ворочается, – будто коленочками да локотками трется мягко…

– Посолонь поворачивается али напротив?
– И так и эдак… Игреливый…

– Мальчик.
– Ох, верно ли?..

Воробьиха, умильно щуря мышиные глаза, прошептала:
– А еще о чем гадать-то? Вижу, краса неописуемая, затаенное на уста просится… Ты – на
ушко мне, царица…
Евдокия отвернулась к стене, порозовело ее лицо с коричневыми пятнами на лбу и
висках, с припухшим ртом…

– Уродлива стала я, что ли, – не знаю…
– Да уж такой красы, такой неописуемой…

– А ну тебя… – Евдокия обернулась, карие глаза – полны слез. – Жалеет он, любит?
Открой… Сходи за толокном-то…

У Воробьихи оказалось все при себе, в мешке: глиняное блюдце, склянка с водой и
темный порошок… (Шепнула: «Папоротни-ково семя, под Ивана Купала взято».)
Замешала его, поставила блюдце на скамеечку у кровати, с невнятным приговором взяла
у Евдокии обручальное кольцо, опустила в блюдце, велела глядеть.

– Затаенное думай, хочешь вслух, хочешь так… Отчего сомненье-то у тебя?
– Как вернулся из лавры, – переменился, – чуть шевелила губами Евдокия. – Речей не
слушает, будто я дура последняя… «Ты бы чего по гиштории почитала… По-голландски,
немецки учись…» Пыталась, – не понимаю ничего. Жену-то, чай, и без книжки любят…
– Давно вместе не спите?

– Третий месяц… Наталья Кирилловна запретила, – боится за чрево…
– В колечко в самое гляди, ангел небесный, – видишь мутное?

– Лик будто чей-то…
– Гляди еще… Женской?