Page 163 - Петр Первый
P. 163

медный таз цирюльника над дверью. Приветливо улыбающиеся люди в вязаных
                колпаках, коротких куртках, белых чулках… Старая добрая Германия…

                В теплый июльский вечер Петр и Алексашка на переднем дормезе въехали в местечко
                Коппенбург, что близ Ганновера. Лаяли собаки, светили на дорогу окна, в домах
                садились ужинать. Какой-то человек в фартуке появился в освещенной двери трактира
                под вывеской: «К золотому поросенку» – и крикнул что-то кучеру. Тот остановил
                уставших лошадей, обернулся к Петру:

                – Ваша светлость, трактирщик заколол свинью, и сегодня у него колбаски с фаршем…
                Лучше ночлега не найдем…

                Петр и Меньшиков вылезли из дормеза, разминая ноги.
                – А что, Алексашка, заведем когда-нибудь у себя такую жизнь?

                – Не знаю, мин херц, – не скоро, пожалуй…
                – Милая жизнь… Слышь, и собаки здесь лают без ярости… Парадиз… Вспомню Москву, –
                так бы сжег ее…
                – Хлев, это верно…

                – Сидят на старине, – ж…па сгнила… Землю за тысячу лет пахать не научились… Отчего
                сие? Курфюрст Фридрих – умный человек: к Балтийскому морю нам надо пробиваться –
                вот что… И там бы город построить новый – истинный парадиз… Гляди, – звезды здесь
                ярче нашего…
                – А у нас бы, мин херц, кругом бы тут все обгадили…

                – Погоди, Алексаша, вернусь – дух из Москвы вышибу…
                – Только так и можно…

                Вошли в трактир. Над большим очагом и на дубовой балке под потолком висели окорока
                и колбасы, от пылающего хвороста блестела медная посуда. Трактирщик низко
                кланялся, ухмыляясь красной, как кастрюля, рожей. Спросили пива, и – только
                расположились закусывать – с улицы вошел кавалер.
                Был он в высокой – конусом – широкополой шляпе, в суконном плаще, задевающем за
                шпоры. Кивнул трактирщику, чтобы тот удалился, подскакнул, захватил спереди шляпу
                и начал раскланиваться, шпагой задирая плащ, летая по кухне. Петр и Алексашка,
                разинув рты, глядели на него. Кавалер сказал на мягком наречии:
                – Ее светлость курфюрстина ганноверская, Софья, с дочерью Софьей-Шарлоттой,
                курфюрстиной бранденбургской, и сыном кронпринцем Георгом-Людовиком,
                августейшим наследником английского престола, и герцогом Цельским, также
                придворными ее светлости дамами и кавалерами, покинув Ганновер, поспешили
                навстречу вашему царскому величеству с единственным намерением вознаградить себя
                за утомительную дорогу и неудобства ночлега – знакомством с необыкновенным и
                славным царем московским…

                Коппенштейн, – таково было имя кавалера, – просил Петра пожаловать к ужину:
                курфюрстина с дочерью не садятся за стол, ожидая гостя… Петр половину только понял
                из сказанного и до того испугался, – едва не дернул на улицу…
                – Не могу, – сказал заикаясь, – зело тороплюсь… Да и время позднее… Назад когда из
                Голландии поеду, тогда разве…

                Плащ и шляпа Коппенштейна опять полетели по кухне. Он настаивал, не смущаясь.
                Алексашка шепнул по-русски:

                – Не отвяжется… Лучше сходи на часок, мин херц, – немцы обидчивы…
                Петр с досады оторвал пуговицу на камзоле. Согласился с условием, чтобы их с
                Алексашкой провели как-нибудь задним ходом, в безлюдстве, и чтоб за столом была одна
   158   159   160   161   162   163   164   165   166   167   168