Page 192 - Петр Первый

Княгиня Авдотья и три княжны сидели в конце стола на голландских складных стульях.
Парчовая скатерть в этом месте была отогнута, чтобы не замарать. Княгиня – в русском,
темного бархата, просторном летнике, на голове – иноземный чепец. Княжны – в
немецких робах со шлёпами: Наталья – в персиковом, Ольга – в зеленом, полосатом,
старшая – Антонида – в робе цвета «незабвенный закат». У всех волосы взбиты,
посыпаны мукой. Щеки кругло нарумянены, брови подведены, ладони – красные.
Прежде, конечно, и Авдотье и девкам в столовую палату и ходу не было: сидели по
светлицам у окошечек за рукодельем, в летнее время – в огороде на качелях качались.
Приехал раз царь с пьяной компанией. На пороге оглянул страшными глазами палату:
«Где дочери? Посадить за стол…» (Побежали за ними. Страх, суматоха, слезы. Привели
трех дур – без памяти.) Царь помял каждую – за подбородок: «Танцевать умеешь?..
(Какое там, – у девок от стыда слезы из глаз прыщут.) Научить… К масленой плясали б
минувет, польский и контерданс…» Взял князя Романа за кафтан, не шутя тряхнул:
«Сделать в доме политес изрядный, – запомни!..» Девчонок посадили за стол, заставили
пить вино… И дивно – пьют, бесстыжие… Недолго погодя смеяться начали, будто им и не
в диковину…

Пришлось делать в доме политес. Княгиня Авдотья по глу-пости только всему
удивлялась, но девки сразу стали смелы, дерзки, придирчивы. Подай им того и этого.
Вышивать не хотят. Сидят с утра, разодевшись, делают плезир, – пьют чай и кофей.
Роман Борисович вошел в палату. Покосился на дочерей. Те только нагнули головы.
Авдотья, встав, поклонилась:
– Здравствуй, батюшка…

Антонида зашипела на мать:
– Сядьте, мутер…

Роману Борисовичу хотелось бы выпить с холоду чарку калганной, закусить чесночком…
Водки еще так-сяк, но чесноку не дадут…

– Чего-то кофей не хочу сегодня. Прохватило на крыльце, что ли… Мать, поднеси
крепкого.

– У вас, фатер, один разговор кажное утро – водки, – ска-зала Антонида, – когда вы
только приучитесь…

– Молчи, кобылища, – закричал Роман Борисович, – ай, залетку возьму…
Княжны отвернули носы. Авдотья по-старинному, с поклоном, поднесла чарочку,
шепнула:

– Да поешь ты, батюшка, вволю…
Выпил, отдулся. Грыз огурец, капая рассолом на камзол. Ни капусты с брусникой на
столе, ни рыжичков соленых рубленых, с лучком. Жуя пирожок маленький, – черт-те с
чем, – спросил про сына:

– Мишка где?
– Арифметику, батюшка, заучает. Уж не знаю, что с головкой-то его будет…

Рябоватая Ольга, самая дотошная до политеса, проговорила, морща губы:
– Мишка все с мужиками да с мужиками. Вчерась опять в конюшне на балалайке
куртаже делал и в карты по носам бился…
– Дитя он малое еще, – простонала Авдотья.

Молчали некоторое время, Наталья, младшая, – смешливая, вертлявая, – нагнулась к
окошечку (в оконницы недавно вставили стекла вместо слюды).

– Ах, ах, девы! Гости приехали…