Page 72 - Петр Первый

мельницу поставлю». Волковский управитель его уже не тыкал – Ивашкой, но звал
уклончиво Бровкиным. От барщины освободил…

И сыновья – помощники – подрастали. Яков всю эту зиму ходил в соседнюю деревню к
дьячку – учился грамоте, Гаврилка вытягивался в красивого парня, меньшой,
Артамошка, тихоня, был тоже не без ума. Детьми Ивашку бог не обидел. К дочери,
Саньке, уж сватались, но по нынешнему положению отдавать ее за своего брата –
мужика-лапотника, – это еще надо было подумать…

В июле прошел слух, что войско возвращается из Крыма. Стали ждать ратников, отцов и
сыновей. По вечерам бабы выходили на пригорок – глядеть на дорогу. От бродящего
божьего человека узнали, что в соседних деревнях действительно вернулись. Начали
бабы плакать: «Наших-то побили…» Наконец появился на деревне ратник Цыган, весь
зарос железной бородой, глаз выбит, рубаха, портки сгнили на теле.

Бровкин с семьей ужинали на дворе, хлебали щи с солониной. В ворота постучали: «Во
имя отца и сына и святого духа…» Ивашка опустил ложку, подозрительно поглядел на
ворота.
– Аминь, – ответил. И громче: – Мотри, у нас кобели злые, постерегись.
Яшка отодвинул щеколду, и вошел Цыган. Оглядел двор, семейство и, раскрыв рот с
выбитыми зубами, – гаркнул хрипло:
– Здорово! – Сел на чурбан у стола. – На прохладе ужинаете? В избе мухи, что ли,
надоедают?
Ивашка зашевелил бровями. Но тут Санька самовольно пододвинула Цыгану чашку со
щами, вытерла передником ложку, подала.
– Откушай, батюшка, с нами.

Бровкин удивился Санькиной смелости… «Ужо, – подумал, – за косы возьму!.. Эдак-то
всякому кидать наше добро…» Но спорить постеснялся. Цыган был голоден, ел, –
жмурился…
– Воевали? – спросил Бровкин.
– Воевали… (И опять – за щи.)

– Ну как все-таки? – повертевшись на скамье, опять спросил Бровкин.

– Обыкновенно. Как воюют, так и воевали.
– Одолели татар-то?

– Одолели… Своих под Перекопом тысяч двадцать уложили, да столько же, когда назад
шли…
– Ах, ах. – Бровкин покачал головой. – А у нас говорят: хан покорился нашим…

Цыган открыл желтые редкие зубы.

– Ты тех, кто в Крыму гнить остался, спроси, как нам хан покорился… Жара, воды нет,
слева – гнилое море, справа – Черное, пить эту воду нельзя, колодцы татары падалью
забили… Стоим за Перекопом – ни вперед, ни назад. Люди, лошади, как мухи, дохли…
Повоевали…
Цыган разгреб усы, вытерся, поглядел кровяным глазом и другим, – мертвыми веками, –
на Саньку: «Спасибо, девка…» Облокотился.
– Иван… Я в поход уходил, – корова у меня оставалась…
– Да мы говорили управителю: вернешься, как же тебе без коровенки-то? Не послушал,
взял.
– Так… А свиньи? Боров, две свиньи, – я мир просил за ними присмотреть…