Page 26 - Рассказы

ВЕТЕР-ХЛЕБОПАШЕЦ
Когда свои войска наступают, солдату не с руки бывает попадать в тыловой госпиталь по
нетрудному ранению. Лучше всегда на месте в медсанбате свою рану перетерпеть. Из
госпиталя же долго нужно идти искать свою часть, потому что она, пока ты в госпитале
томился, уже далеко вперед ушла, да еще ее вдобавок поперек куда-нибудь в другую
дивизию переместили: найди ее тогда, а опоздать тоже нельзя — и службу знаешь, и
совесть есть.

Шел я однажды по этому делу из госпиталя в свою часть. Я шел уже не в первый раз, а в
четвертый, но в прежние случаи мы на месте в обороне стояли: откуда ушел, туда и
ступай. А тут нет.

Иду я обратно к переднему краю и чувствую, что блуждаю. Вижу по видимости — не
туда меня направили, моя часть либо правее будет, либо левее. Однако иду пока, чтоб
найти место, где верно будет спросить.
И вижу я ветряную мельницу при дороге. В сторону от мельницы было недавно какое-то
великое село, но оно погорело в уголья, и ничего там более нету. На мельнице три крыла
целые, а остальные живы не полностью — в них попадали очередями и посекли насквозь
тесину или отодрали ее вовсе прочь. Ну, я гляжу, мельница тихо кружится по воздуху.
Неужели, думаю, там помол идет? Мне веселее стало на сердце, что люди опять зерно на
хлеб мелют и война ушла от них. Значит, думаю, нужно солдату вперед скорее ходить,
потому что позади него для народа настает мир и трудолюбие.

Подле мельницы я увидел еще, как крестьянин пашет землю под озимь. Я остановился и
долго глядел на него, словно в беспамятстве: мне нравится хлебная работа в поле.
Крестьянин был малорослый и шел за однолемешным плугом натужливо, как неумелый
или непривычный. Тут я сразу сообразил один непорядок, а сначала его не обнаружил.
Впереди плуга не было лошади, а плуг шел вперед и пахал, имея направление вперед, на
мельницу. Я тогда подошел к пахарю ближе на проверку, чтобы узнать всю систему его
орудия. На подходе к нему я увидел, что к плугу спереди упряжены две веревки, а далее
они свиты в одно целое, и та цельная веревка уходила по земле в помещение мельницы.
Эта веревка делала плугу натяжение и тихим ходом волокла его. А за плугом шел малый,
лет не более пятнадцати, и держал плуг за рукоятку одной своей правой рукой, а левая
рука у него висела свободно как сухорукая.
Я подошел к пахарю и спросил у него, чей он сам и где проживает.

Пахарю и правда шел шестнадцатый год, и он был сухорукий, — потому он и пахал с
натужением и боязливостью: ему страшно было, если лемех увязнет вглубь, тогда может
лопнуть веревка. Мельница находилась близко от пахоты — саженей в двадцать всего, а
далее пахать не хватало надежной веревки.
От своего интереса я пошел на мельницу и узнал весь способ запашки сухорукого
малого. Дело было простое, однако же по рассудку и по нужде правильное. Внутри
мельницы другой конец той рабочей веревки наматывался на вал, что крутил
мельничный верхний жернов. Теперь жернов был поднят над нижним лежачим камнем и
гудел вхолостую. А веревка накручивалась на вал и тянула пахотный плужок. Тут же по
верхнему жернову неугомонно ходил навстречу круга другой человек, он сматывал
веревку обратно и бросал ее наземь, а на валу он оставлял три либо четыре кольца
веревки, чтобы шло натяжение плуга.
Малый на мельнице тоже был молодой, но на вид истощалый и немощный, будто бы жил
он свой последний предсмертный срок.
Я опять направился наружу. Скоро плуг подошел близко к мельнице, и сухорукий малый
сделал отцепку, и пряжка уползла в мельницу, а плужок остановился в почве.
Отощалый малый вышел с мельницы и поволок из нее за собой другой конец веревки.
Потом вместе с пахарем они вдвоем поворотили плуг и покатили его обратно в дальний
край пашни, чтоб упрячь там плуг снова и начать свежую борозду. Я им тут помог в их
заботе.

Больной малый после упряжки плуга опять пошел на мельницу на свое занятие, и работа